словно поражаясь, откуда же она вдруг взялась.
Глава 18
В свою гостиницу Курт все же завернул — что бы ни говорилось фон Вегерхофу, а бессонная ночь и миновавшие полдня были скверным кушаньем. На требование подать к завтраку все равно что и немедленно владелец замялся, очевидно, припоминая, не упустил ли из виду что-либо из церковного правила, и, наконец, осветился нерешительной улыбкой:
— Сей же миг, майстер инквизитор, — присовокупив, уже уходя: — Веселых вам праздников.
— Уже веселюсь вовсю, — согласился он хмуро, с усилием подавляя зевок, и когда от соседнего стола донесся жизнерадостно-издевательский голос, в висках противно и мелко застучало.
— Что за мрачность, — укорил его уже знакомый торговец, что советовал убираться из Ульма прочь. — В такие дни. С Днем дурака вас, майстер инквизитор.
— Это какого? — уточнил Курт, не оборачиваясь. — Который вздумал воскреснуть ни с того ни с сего?
— Да бросьте вы, — не унимался тот. — Ну, и с Пасхой, если угодно. Да какая разница — хоть сегодня не смотрите волком. А то я себя и впрямь начинаю чувствовать неуютно.
— И не напрасно. Этой ночью стриг — тот самый, которого уже нет в городе — убил снова. Наверняка тоже решил отметить праздник.
— И с чего же вы взяли, что это именно штриг? — с нескрываемой снисходительностью уточнил тот; Курт демонстративно задумался:
— В самом деле — с чего?.. Дайте припомнить; двое со свернутыми шеями, один с головою, пробитой ударом кулака, один со вскрытым горлом… Да, вспомнил. Еще девушка — обескровленная. Прокушены руки и шея. С праздником, — ответно пожелал Курт, когда торгаш настороженно притих. — Минувшей ночью этот мифический стриг ворвался в дом барона фон Вегерхофа, перебил его людей, разгромил дом и убил его содержанку. Приятно повеселиться этим вечером, господин Вассерманн.
— Это что же — апрельская шутка с инквизиторской особостью? — уточнил тот с нерешительной улыбкой, и он кивнул:
— Ну, разумеется. Посмейтесь вместе с бароном. Он оценит.
Усмешка торговца сгинула, и в зальчике повисла тишина, сохранившая свою нерушимость во все время его скорого завтрака, и лишь закрывая за собою дверь гостиницы, Курт услышал зародившийся гомон.
Ульм, и прежде оживленный и беззаботный, сегодня плавал в гвалте, по-своему упорядоченной суете и людских толпах, каковые, судя по одеяниям и доносящимся до его слуха возгласам, справляли явно не Светлый Праздник. Сегодня впервые на висящий открыто Знак никто не косился и, кажется, вовсе не обращал внимания; майстера инквизитора задевали плечами и локтями, едва ли не коленями, однажды даже втерев в гурьбу нетрезвой и крайне увеселенной молодежи и после извергнув прочь, навряд ли это заметив. Протолкавшись сквозь человечью реку, Курт выбрался на окольные улицы, пройдя мимо дома фон Вегерхофа; у дверей топтались четверо носильщиков и мялся недовольный страж, от которого было узнано, что пострадавшего счел своим долгом навестить один из членов рата. Будут уговаривать не поднимать шума, предположил солдат мрачно. Праздничная неделя только началась, и если один из богатейших и известнейших людей Ульма вздумает развести панику, неприятно будет всему городу, а в первую очередь — прочим, чуть менее богатым и не столь известным, каковыми являются устроители празднеств, торгаши и владельцы пивнушек и трактиров.
Дверь распахнулась спустя полминуты, исторгнув прочь узнаваемую с первого взгляда необъятную фигуру ратмана Штюбинга в черно-белом камзоле. Завидев Курта, тот остановился, не сразу сумев сбросить с лица мину крайнего раздражения, граничащего с бешенством.
— Вы начинаете казаться мне вездесущим, юноша, — выговорил он сквозь принужденную улыбку. — И вы скверно влияете на вашего друга.
— Он отказался замять происшествие? — уточнил Курт уверенно и шагнул ближе, едва удерживаясь от того, чтобы ухватить ратмана за грудки: — Вы! Неужто вам могло прийти в голову, что он согласится? В вас самом хоть что-то человеческое осталось, или вы так защищаете этого стрига, препятствуя мне выследить его, потому что сами сродственны этой твари?
— Осторожней, юноша, — оскорбленно вскинулся тот. — Я ведь могу привлечь вас к суду; вы назвали должностное лицо Ульма тварью?
— Вы болван, Штюбинг, — устало отозвался он, отступив. — Вижу, что не ошибся в своем мнении об этом городе, если такие, как вы — его лицо, совесть и разум… Пшел вон, алчный боров, и чтобы больше я не видел тебя в этом доме снова, если только ты не явишься для извинений и оправданий.
Толстые дрожащие губы ратмана приоткрылись, так и не сумев издать ни звука, и Курт, развернувшись, зашагал прочь, успев увидеть одобрительно-восхищенное лицо приставленного к Штюбингу стража.
У дверей «Моргенрота» стояла знакомая крытая повозка с лиловыми шторками, уже почти загруженная тюками и сундучками, однако возницы на месте еще не было. Владелец гостиницы встретил майстера инквизитора с учтивой настороженностью, на сей раз проводив к нужной комнате и доложив о его приходе без пререканий и проволочек.
— Вы невозможны, майстер Гессе, — укорила Адельхайда, когда дверь закрылась за ним. — В прошлый раз я нарочно предупредила владельца о вашем появлении, но мы ведь договорились, что больше вы так поступать не будете. Знаете, что мне пришлось придумать тогда? Что вы подозреваете меня в еретических наклонностях и приходили для допроса.
— Самое невинное и безопасное обвинение в этом городе, — отмахнулся он, кивнув на молчаливую горничную, замершую поодаль: — Она так и будет здесь стоять?
— «Она» в курсе расследования, майстер Гессе. И Лотта будет знать обо всех важных происшествиях; я полагаю, если вы вот так, открыто, явились сюда, произошло нечто и впрямь серьезное.
— Да, — согласился Курт, все же косясь на ее помощницу с подозрением. — Этой ночью Арвид устроил погром в доме Александера.
Адельхайда нахмурилась, глядя в его лицо придирчиво, и, отступив, присела на краешек убранной подушками широкой скамьи.
— Если это апрельская шутка, майстер Гессе, — произнесла она напряженно, — то это не смешно.
— Вы все сговорились, что ли? — чуть повысил голос Курт. — Это, по-вашему, остроумно?
— Должна признать, нет. Полагаю, чувство юмора у вас напрочь отсутствует.
— Вы просто плохо меня знаете. На самом деле я весельчак.
— Прошу прощения! — окликнула их Лотта, и та кивнула:
— Все верно, просто меня несколько озадачила эта новость… Послушайте, вы всерьез? он явился к Александеру?
— Пока он был на пасхальной всенощной, — кивнул Курт, садясь на стул напротив. — Вошли просто. Убивали всех. Очень быстро.
— Убиты все?
— Слуги —
— О, Господи… — тяжело выдохнула Адельхайда, на миг опустив голову, и распрямилась снова. — Как он?
На секунду Курт приумолк, подумав о том, что еще пару локтей в сторону — и тот стол просто размазал бы его по стене…
— Держится, — отозвался он, наконец.
— Лотта… — тихо попросила Адельхайда через еще мгновение тишины.
Та, кивнув, молча вышла, осторожно прикрыв за собой дверь, и он невесело усмехнулся:
