воздействие без малейших шансов ответить, огонь, бьющий с небес и превращающий зеленые долины в мертвый лунный пейзаж, обрушивающий кяризы, стирающий с лица земли кишлаки. И все это довольно дешево, применялись самые примитивные бомбы свободного падения, ничего лишнего, только как можно больше бомб, как в старые добрые времена, как над Берлином и Хайфоном, — все это привело к тому, что уже на третий день боевики были деморализованы, их активность свелась к отдельным вылазкам, а кривая потерь резко поползла вниз. Но выгоду из всего из этого извлек не президент — а некая мадам, большая любительница чая, желающая в ближайшие четыре года пить его по адресу Пенсильвания Авеню, 1600[55]. Президент, шедший на свои выборы с лозунгами миротворца, получивший Нобелевскую премию мира, несмотря на это так и не выведший войска из Афганистана, вляпавшийся в Ливии и ведущий половинчатую политику в Ираке, так и не сумевший обуздать аппетиты насквозь коррумпированных генералов и военных промышленников, извлекающих огромные прибыли из войны, — так вот, президент не смог воспользоваться довольно убедительными успехами американской армии, давшей суровый отпор бандитам, потому что, если бы он попытался оседлать этого конька, его тут же обвинили бы в лицемерии. А вот мадам кандидат в президенты США оседлывала этого конька очень и очень лихо, она рассыпалась в дифирамбах доблестной американской армии, она могла кричать на митингах «Bomb it!»[56], и люди повторяли за ней все это. Она была не меньшим популистом, чем действующий президент, — только если действующий президент, придя к власти, понял, что управлять страной — это совсем не то, что кричать на митингах, то эта мадам так ничего пока и не поняла, возможно, и не собиралась понимать. Ее двигали к власти чрезвычайно опасные силы, крайние консерваторы и экстремисты, те же самые, что выдвинули к власти в свое время Рональда Рейгана. Они отчетливо понимали, что мадам кандидат абсолютно ничего не соображает в политике, а во внешней политике ведет себя с грацией пьяного гиппопотама. Однако у нее было очень хорошее качество — если кому-то удавалось что-то вложить в ее красивую голову, которая когда-то давно даже была украшена короной королевы красоты, то она начинала в это искренне верить, и люди тоже видели, что она в это верит. В современной Америке очень мало людей, которые верят в то, что говорят, и поэтому, если появляется человек с убеждениями, с настоящими убеждениями — ему верят. Мадам кандидат говорила, и люди верили в то, что она говорит. Более того — она говорила именно то, что люди хотели услышать. Слишком многие люди в последнее время стали говорить: Америка устала, Америке не по силам глобальное лидерство, Америка проигрывает, Америка больше не может примерять на себя мантию глобального судьи. А она говорила: нет, вспомните — то же самое говорили после Вьетнама — но разве после позорного правления демократов не пришел Рейган и не уничтожил Советский Союз? Америка сильна своей свободой и своими ценностями, они никуда не делись — и мы вместе, если постараемся, можем обеспечить новый золотой век Америки. Она это говорила — а люди это вспоминали. И верили. В сущности, все это имело много общего с демонстрациями бывших работников автозаводов Детройта, которые, когда начался кризис и два из трех автоконцернов США вошли в процедуру банкротства, вышли на улицы под лозунгом «Дайте нам еще один пузырь». Мадам кандидат именно это и обещала почти открытым текстом — дать американскому народу еще один пузырь.
Вот только врагов теперь у Америки было куда больше. А друзей — почти не было. Те, кого купили за подачки, — это не друзья. Это холопы.
И в этой предвыборной истерии, долгой и безумной президентской кампании, с концом, приперченным вспышкой боевых действий в Афганистане, в ПОСЛЕДНЕЙ президентской кампании в истории США, — никто так и не задался вопросами, которые стоило бы задать, чтобы не допустить того, что произошло потом. Кто так дьявольски точно подгадал момент общего выступления талибов? Кто сумел так ювелирно просчитать политические последствия всех этих событий? Кому надо было, чтобы на смену не совсем опытному американскому президенту пришел совсем неопытный и вдобавок радикальный? С какой целью вообще началось выступление талибов в Афганистане, какие цели они вообще преследовали этим своим выступлением? Откуда у талибов появились винтовки, пробивающие броню MRAP, пули с металлокерамическим сердечником, бронежилеты и ПЗРК? Кто и с какими целями дал им все это?
Никто так и не попытался ответить на все эти вопросы. А стоило бы…
Полковник Главного разведывательного управления НОАК, известный как Джозеф Ли, он же Томас Вудроу, он же Шинь Мо, он же Алеф, он же Игорь Дмитриевич Воротов, обычно носил личину «крутого парня». Это значило — черная кожаная куртка, джинсы и черные очки. Он был одновременно полковником китайского ГРУ, членом одной из мафиозных группировок, входящей в триаду «Девять», и секретным сотрудником китайской партийной разведки. Два года он жил в России и поэтому знал русский язык, здесь он находился чуть меньше года — но уже умел объяснить, что ему надо, на пушту, урду и арабском — как и положено офицеру разведки, он уделял немало внимания знанию иностранных языков. Здесь, в Пешаваре, он жил под сложной легендой — по ней он был тайным сторонником уйгуров-мусульман, которых в Китае жестоко преследовали, и одновременно полковником НОАК, военным и техническим специалистом. В Пешаваре теперь благодаря его стараниям на базаре было восемь больших палаток, где торговали китайским шмотьем и дешевыми хозяйственными и электронными товарами, все это доставлялось «с использованием служебного положения» — то есть когда на аэродроме садился самолет китайских ВВС, то там был и шмурдяк для полковника. Продавцы работали у него на полурабском статусе, платил он им мало, но зато защищал от поборов, а двоих, которые попытались «поставить крышу» его палаткам, он убил. Все это он делал не потому, что был разложившимся и коррумпированным, а потому, что того требовала его легенда, по ней он должен быть именно разложившимся и коррумпированным, чтобы здесь к нему относились с пониманием. Кроме того, эти восемь палаток давали достаточно средств для существования и ему, и нескольким другим офицерам китайского разведывательного пункта в Пешаваре — таким образом, они выполняли свою работу, не требуя с центра финансирования, и Пекин был этим доволен. Талибы, с которыми он работал, относились, к полковнику с пониманием, потому что они и сами добывали средства к существованию именно таким способом. Убив двоих, полковник показал, что с ним надо считаться, — и его поступок был правильным, потому что другого отношения местные не понимали.
Что же касается самого полковника — он относился к местным со странной смесью уважения и брезгливого непонимания. Он читал Коран и читал те книжонки, которые тут читали
Или правление талибов и их намерения. Для полковника это казалось безумием и мракобесием, попробуй кто-то установить подобное в Китае — их бы моментально изолировали и расстреляли, да он сам бы лично счел за честь расстрелять таких. Причем — всех до единого.
Увы — но с ними пока приходится иметь дело.
Утром восьмого дня наступления полковник проснулся, как и всегда — ровно в шесть часов тридцать минут по местному времени. Он спал не на кровати, а прямо на полу, как японцы, и спал в одежде, чтобы можно было, проснувшись, сразу бежать, если потребуется. Проснувшись, он двадцать минут потратил на зарядку у-шу, еще десять — на обливание холодной водой, потому что он жил в квартале, где никакой другой не было. Впрочем, если бы и была, он все равно облился бы холодной водой, потому что этого требовала
Позавтракав, полковник сел прямо на полу, включил Интернет. Интернет-карту он менял каждый месяц, в Интернете вел себя пассивно — старался нигде не регистрироваться, ничего не писал, ни с кем не спорил — а только искал и читал то, что ему было нужно. В том числе — инструкции ему, которые
