Сунув руку в сумку, она вытащила литровую пластиковую бутылку с водой, сделала из неё три добрых глотка и, тщательно закрыв крышечку, сунула обратно.
Воду она получала с помощью растения, названия которого не было. Ей пришлось придумать его самой. Назвала она его очень просто — фильтром. Оно попадалось повсеместно и чем-то походило на камыш, только без чёрных верхушек, смахивающих на банники, которыми прочищают стволы пушек. Для того чтобы фильтр начал очищать воду, его достаточно было срезать у самого корня, а потом отсечь верхушку. После этого ствол растения одним концом опускался в воду, а вторым пристраивался к горлышку очередной бутылки. После этого вода начинала поступать снизу вверх и стекать в сосуд. Более того, она получалась очень чистой и вкусной. Фильтр убирал даже радиацию. Дозиметра у Анны не было, но он ей и не был нужен было. Она и так чувствовала где радиации много, а где — мало. Так вот, в воде, прошедшей через фильтр, её либо не было совсем, либо было мало. Она это знала.
Стебель растения работал целые сутки и если был достаточно толстым, мог пропустить через себя до литра воды. После чего он стремительно чернел, словно обугливаясь изнутри, и его нужно было выбрасывать. В данный момент у Анны в сумке лежала ещё одна бутылка, кроме той, из которой она пила, и в укромном месте через фильтры наполнялось ещё три. Вполне достаточно для её потребностей.
Подумав, она вновь достала початую бутылку, сделала ещё один глоток и, спрятав её, попыталась вспомнить, каким образом догадалась использовать растения фильтр именно так.
Нет, не вспоминалось. Тогда, в первые дни в Зоне, она многое делала по наитию, словно ей кто-то подсказывал. Да нет же, кто ей мог тогда что подсказывать? Просто она очень хотела выжить, прижиться в этом мире. Он ей казался страшным, непонятным, но одновременно и не таким, как город. В нём, как ни странно, было меньше зла и подлости.
Вот чего она всю жизнь не выносила, так это человеческую подлость. Удар в спину тому, кто повернулся к тебе так лишь потому, что считает тебя товарищем. Не выносила и понять не могла. Ну, не любишь ты кого-то, так вызови его на честный поединок, набей морду и будешь чувствовать себя человеком, а не мокрицей. Город же учил другому и поэтому был ей чужд, ненавистен.
В общем, сказала она себе, нечего рассиживаться. Пятиминутка гнева закончена. Пора за дело.
Она встала, внимательно оглядываясь. Нет, пока никого опасного поблизости не было. Только со стороны блокпоста, на котором ночью произошло что-то нехорошее, кажется, доносился какой-то слабый сигнал. Но оттуда ещё долго будет тянуть страхом и агрессией. Это след визита неведомого создания Зоны.
А насчёт того, человек ли она… Ну, всё достаточно просто. Она считает себя человеком, поскольку пока никаких нечеловеческих поступков не совершала. Всё пока объясняется её желанием выжить в Зоне. И что может быть естественнее для человека, как не желание выжить? Если она когда-нибудь совершит нечто нечеловеческое… Ну, она это почувствует. И тогда… в общем, она что-нибудь придумает, что-нибудь решит.
Кошкина уже двинулась было прочь с места своего пиршества, но вдруг остановилась, словно налетев на невидимую стену.
Стоп. Что там чувствуется со стороны блокпоста?
Она опустилась на колени, на мгновение прикрыла глаза и словно бы потянулась всем своим существом вверх и в стороны, обняла сознанием круг километра два в диаметре. Так она сканировала свой кусочек болот, место, где жила. И почувствовала.
Да, сомнений не было. Со стороны блокпоста шёл человек. Он был вооружён, опасен и шёл прямо в её владения. Чем не повод начать игру?
9. Ой, посмотрите, кто к нам колеса катит!
Тимофей Ковальский
— Эй, сталкер, а ну-ка притормози! Разговор есть!
Психи, подумал Ковальский. Умные люди сами выходят навстречу, показывают, что настроены миролюбиво, и только после этого начинают разговор. А те, кто пытается тебе командовать из укрытия, да ещё требуют, чтобы ты остановился, очевидно, для того чтобы в тебя было легче прицелиться, просто психи, возможно — новички, и в любом случае — лохи.
Причём подумал он это, уже упав на землю и перекатываясь в сторону, под защиту кустов. И вовремя, кстати говоря. Автоматная очередь тотчас вспорола землю, где он только что находился, и не будь переката, судьба его могла оказаться печальна. Тяжело жить, смахивая по количеству дырок в теле на дуршлаг.
— Точно психи, — пробормотал Тимофей. — Старый якорь им в афедрон.
Он уже знал, что противников по крайней мере трое. А ещё было понятно, что им, для того чтобы его прищучить, надо было расположить одного стрелка на другой стороне тропы. Сделай они так и начни стрелять на полминуты раньше, без всяких там криков и попыток его остановить, запросто могли положить. А сейчас… это сделать будет несколько труднее. И вообще при таком раскладе возможны совершенно разные варианты. Главное, не зависать на одном месте надолго. И учитывать возможные аномалии.
Привстав, Тимофей метнулся за ствол старой яблони, толстый и, кажется, уже поклёванный пулями. Кто-то за ним до него прятался от обстрела. Что ж, старая яблоня послужит ещё раз. Должен ствол её защитить, дать ему несколько мгновений для того чтобы приготовиться к отпору.
Он прижался к стволу спиной и услышал, почти почувствовал, как по нему бьют пули. Судя по звуку, стреляли из какой-то пукалки. Что-то вроде пистолета-пулемёта. Скорострельность они, конечно, давали, но вот ни на какую пробивную силу не стоило и рассчитывать. Также не стоило упоминать о точности. А скорострельность в руках лоха — только излишний расход патронов. И совершенно никакого результата.
То ли дело старый, добрый АК-74. Сдёрнул с плеча, снял с предохранителя, клацнул затвором, и вот — извольте бриться. Теперь можно повоевать, особенно если участь, что у него аж целых четыре запасных магазина. Причём, на худой конец, за поясом есть ещё пистолетик ТТ, тоже не новый, но надёжный и проверенный. К нему имелось пять магазинов на восемь патронов, которые лежали в наружном кармане вещмешка. Далековато. Если дойдёт до стрельбы из пистолета, то пока отстегнёшь карман, пока вытащишь…
Слушая, как пули с каким-то мясным звуком вонзаются в ствол яблони, Тимофей прекрасно понимал, что происходит. Один из бандитов, а то, что это они, не вызывает сомнений, подавляет его огнём, не даёт высунуть из-за ствола нос. В это время остальные двое обходят с боков, для того чтобы вернее снять.
Вот только, пока это произойдёт, он уже успеет кое-что произвести.
Скинув вещмешок, Ковальский отстегнул клапан кармана, вытащил и рассовал по карманам обоймы. Ещё в кармане лежала завёрнутая в старую портянку граната «лимонка». Сунувшись было за ней, Тимофей на секунду замер.
Ну, в самом деле, всего три противника-лоха. Что это за война? Не стоит пускать в ход тяжёлую артиллерию. Хотя кто знает, как там дело повернётся?
Он всё-таки схватил гранату, осторожно выпутал её из портянки и пристроил в карман, из которого, конечно, пришлось переложить обоймы. Вся эта возня заняла на пару секунд больше времени, чем он рассчитывал. Результат был предсказуем. На этот раз две пули вонзились в ствол рядом с его головой.
Ага, обошли-таки. Шустрые, хоть и лохи.
Кинув на землю вещмешок и тут же о нём забыв, Тимофей резко метнулся из-за ствола в сторону ближайшей ложбинки. Её он приметил ещё когда бежал к яблоне. Очень ложбинка выглядела неплохо — в плане того, чтобы, используя её, попытаться поиграть с противником в кошки-мышки.
Хорошо бы кого-нибудь из этой лихой троицы срезать, подумал Тимофей, упав на дно ложбинки. Меньше противников. Опять же прыти это у оставшихся поубавит.
Не теряя время, он закинул автомат на спину, вскочил на четвереньки и в бешеном темпе двинулся в ту сторону, в которой был стрелок с тарахтелкой, всё ещё обстреливающий ствол яблони. Он, кажется, так и
