Обитатели квартир были очень удивлены, когда нашли в неожиданном месте, переключая пультом программы, изображение черной живой ладони с очень необычными, вызывающими донный ужас линиями жизни и смерти.
ЛЕЯ ЛЮБОМИРСКАЯ
ИНИЦИАЦИЯ
…открыл утром глаза и понял: сегодня. Просто понял, и всё…
…дядя говорил, что каждый мужчина всегда про себя знает. А я не верил. Я раньше думал, что…
…ничего не сказал, даже не посмотрел. Только рукой на дверь махнул — иди. Значит, все правильно…
…демонов нельзя бояться. Дядя говорит, что демоны слетаются на запах страха. Один раз испугаешься — и всё. Разорвут. Когда я был маленький, я боялся демонов. А теперь уже не боюсь. Я мужчина. Как дядя. Когда дядя выходит из дома, демоны разбегаются. Тех, которые не успевают разбежаться, дядя ловит и ест на завтрак. Сейчас я пройду ритуал, и демоны станут бояться меня, как дядю. Вы слышите, демоны? Я иду!..
…демон! Демон! Еще демон! Все равно я не испугаюсь! Я не боюсь вас, демоны, не боюсь!!! Видите? Я не боюсь вас! Я плюю в ваши морды! Я плюю!..
…Оуэээ!!!! Я мужчина! Я мужчина!!! Я мужчина, и демоны меня боятся! Они останавливаются, когда я иду! Они боятся напасть на меня и кусают друг друга!!! Дядя, дядя, ты видел?!! Демоны меня боятся!!!
— Извините, извините, ради бога, извините, — в сотый раз повторяет Лурдеш, трогая ушибленный подбородок. На подбородке уже образовался и наливается свинцовым цветом большой, идеально круглый синяк.
— Ну что вы, что вы! — Ракел прижала бумажный платок к прокушенной губе и безуспешно пытается остановить тонкую струйку крови. — Вы абсолютно не виноваты! Вы вообще больше всех пострадали!
— Откуда вообще взялся этот придурочный пацан? — хмуро спрашивает Фабиу.
Лурдеш и Ракел синхронно пожимают плечами.
— Муж за ним побежал, — говорит Ракел. — Может, поймает.
— Бампер, — загибает пальцы Тьягу, — топливный бак, и я еще не очень внимательно все осмотрел, наверняка есть еще что-нибудь. И, главное, ты же понимаешь — достаточно один раз стукнуть, дальше так и пойдет, хоть меняй теперь машину.
— Зато все живы и здоровы. — Ракел осторожно трогает пальцем распухшую губу. — А у этой девочки, Лурдеш, вообще машина почти вдребезги — и спереди, и сзади. Жалко, что ты не поймал мальчишку. Я бы с удовольствием поговорила с его родителями.
— Видишь ли, — задумчиво тянет Тьягу, — я его не то чтобы не поймал… я его не нашел. Он просто исчез, как будто его и не было, представляешь?
ЛУЧШЕЕ ЛЕТО В ЕЕ ЖИЗНИ
…а у Каролины, — помните Каролину, дона Селеште? Ну Каролина, Каролина, со второго этажа, стриженая такая, в очках, недавно развелась? Двое детей у нее было — Тити и Луана, погодки, мальчик заикался еще? Вспоминаете? Ну ладно, это неважно. Нет правда, неважно. Честное слово, дона Селеште. О чем я… а, да.
В конце весны у этой самой Каролины в ванной завелась кука.[6] Настоящая кука, как в старой колыбельной. Вы знаете эту колыбельную, дона Селеште? Моя матушка, царствие ей небесное, пела мне, когда я баловалась и не хотела спать… да…
Ну вот. В мае, — я помню, потому что это было буквально накануне годовщины свадьбы моей старшей племянницы, а она вышла замуж двадцатого мая, — приходит ко мне Каролина, взвинченная такая, руки трясутся, и говорит, дона Деолинда, вы случайно не знаете какое-нибудь верное средство, чтобы куку вывести? Я говорю, какую куку, Каролина, ты что, тебе же не три года, чтобы бояться куку, а она как засмеется, нехорошо так, истерично, как Лурдеш, вы помните Лурдеш, дона Селеште, у нее было маленькое кафе на углу? Она еще такие вкусные пекла круассаны, не слоеные, как сейчас делают, есть невозможно, один жир, а пышные такие, желтенькие? Вы помните, какие она истерики устраивала Педру, своему второму мужу? Чуть что ей не нравится, сразу начинает смеяться, отрывисто так: ха! ха! ха! — и смеется, смеется, пока слезы не потекут, а потом либо на пол падает, либо начинает об стенку головой биться, помните? Вот Каролина так же засмеялась, когда я сказала, что она уже не в том возрасте, чтобы бояться куку. Я сразу воды в стакан налила и ей дала, я очень истерик не люблю, когда Лурдеш начинала свое 'ха! ха! ха!', я всегда из кафе уходила, даже если еще не доела. Да.
Каролина пить не стала, подержала стакан в руках и на стол поставила, но смеяться прекратила, вздохнула так глубоко и говорит, не хотите, говорит, зайти ко мне, дона Деолинда? Сами посмотрите, как она в ванной сидит. Дети, говорит, боятся в туалет ходить, днем вожу их к соседям, а по ночам Тити с балкона на улицу писает. А Луана, спрашиваю. А Луана, говорит, в постель, и опять засмеялась.
Вы когда-нибудь видели куку, дона Селеште? И я раньше не видела. Но я вам честно скажу, если бы у меня такое в ванной завелось, я бы точно переехала. Правда-правда. Вы меня знаете, дона Селеште, я не трусливая, но кука — это не таракан и даже не крыса. Когда я ее видела, в мае, она еще была довольно маленькая, потом-то она выросла почти с Луану, а Луана была довольно крупная для своего возраста девочка, плотненькая такая, щекастая, а кука в мае была размером с две ладони, не больше, но все равно очень страшная. Голова у нее была шерстяная и все лицо в шерсти, и глаза как черные дырки. И она вязала! Вы представляете, дона Селеште, она сидела и вязала четырьмя спицами какой-то шарф или дорожку и даже не посмотрела на нас, Каролина сказала, что она все время вяжет и уже под ванной
