скопилось метров пять этого шарфа или дорожки, или что там оно было такое.
Я, конечно, Каролине сразу сказала, ты, говорю, вещи собирай, свои и детские, и перебирайся куда- нибудь, к маме или к бывшему мужу, он, в конце концов, детям отец, пусть он их от куки и защищает. А Каролина говорит, а он уехал, дона Деолинда, разве вы не знали? В Америку уехал, по контракту год назад, один раз только позвонил, на Рождество, а так даже связи с ним нет никакой, как в воду канул.
И вы представляете, дона Селеште, вот стоим мы в ванной и разговариваем, негромко, конечно, но разговариваем, а кука на нас никакого внимания не обращает, вяжет и вяжет, как будто нас там и нет вовсе. Я даже думала, может, она неопасная, может, все эти страшные сказки и колыбельные — это так? Как вот призраков, например, все боятся, а какой от них вред? Моя тетушка, матушки моей кузина, всю жизнь прожила в доме с привидением, я к ней иногда приезжала помочь летом и призрака видела. На вид страшный, бледный такой, в пятнах, гримасы корчит неприятные, вздыхает, воет, гремит чем-то, а потрогаешь — дым себе и дым…
Да. О куке. В общем, я тогда Каролине сказала, что средств от куки не знаю, но если Каролине некуда ехать, то пусть она у меня поживет с детьми, в гостевой комнате. Каролина худенькая, а Тити и Луана маленькие еще, они бы замечательно поместились на гостевой кровати. Но Каролина сказала, что пока не надо, может, куке надоест в ванной и она уйдет, у них один раз завелся геккон на стене, его тоже Луана очень боялась, но он пожил пару дней и ушел, может, и кука уйдет, а если нет, то Каролина возьмет детей и уедет к маме.
Только они никуда не уехали. Вначале у Каролининой мамы был сердечный приступ, и Каролина не хотела ее беспокоить рассказами о куке. Потом она уже совсем решила переехать к подруге, но подумала, что а вдруг кука пойдет за ними? Что тогда она скажет подруге? А потом они как-то незаметно к куке привыкли, как будто она всегда в ванной жила. Каролина вместо прозрачной повесила плотную занавеску и еще ширму поставила, чтобы отгородить ванну от унитаза. Положила в ванну подушку, большое полотенце и халат свой махровый — кука из него себе сделала пижаму. Луана таскала куке печенья и своих кукол, и кука им вязала платья и шапочки, а для Тити связала перчатки, как у снайпера, защитного цвета, как-то там пальцы по-особенному вяжутся, мне Тити объяснял, но я забыла. Кстати, он совсем перестал заикаться. А Луана больше не писала в постель, я специально спросила у Каролины. По вечерам они все вместе собирались в ванной, пили сок, ели тосты и разговаривали, то есть Каролина с детьми разговаривали, а кука вязала или вырезала мыльные фигурки, она, когда пообжилась, замечательные стала вырезать фигурки из мыла, у меня даже есть одна мыльная розочка, мне Каролина подарила. Мыться они вначале ко мне ходили, а потом кука стала их пускать в ванну перед сном с условием, что они будут за собой тщательно вытирать всю воду, чтобы на дне ванны не оставалось луж и по стенам чтобы не текло. Да…
Чуть не забыла. Они же с июля стали все вместе гулять! Каролина с кукой, Тити и Луана. Куку они возили в старой Луаниной коляске и занавешивали тряпочкой, чтобы никого не пугать. Каролина говорила, что кука эти прогулки просто обожает, сама забирается в коляску и даже не вяжет, только выглядывает из- под тряпочки, и вид такой довольный! Ужасно трогательно… Вы не согласны, дона Селеште?
Потом? Ну… потом…
Потом-то она их съела, конечно. В самом начале сентября. И Луану, и Тити, и даже Каролину, хотя Каролине уже было за тридцать.
А сама исчезла как не было. Из полиции приезжали, говорили — никаких следов куки, только вязаные шарфы остались и мыльные фигурки.
Мне, дона Селеште, Каролину жалко очень, она была славная, и дети у нее были очень милые, и все у них было впереди…
Но зато лето — лето у них было чудесное. Я почему знаю: в конце августа мы разговорились с Каролиной, и она сказала, вы не поверите, дона Деолинда, но, кажется, это лучшее лето в моей жизни!..
МИХАИЛ ВОРОНКОВ
СТРЕКОЗА НА МОЖЖЕВЕЛЬНИКЕ
— Да, конечно, — сухо согласился рыжий механик, залезая под капот моего бьюика. Пожав плечами, я бросил ключи на водительское сиденье, прошелся вокруг машины, с деловым видом пнул колесо, постоял немного, потом участливо осведомился:
— Ну как?
Механик нехотя поднял вихрастую голову, посмотрел на меня оценивающе.
— Сэр, если вы будете стоять над душой, то быстрее от этого не будет.
Затем, выпрямившись, он повернулся ко мне спиной, записал что-то в потрепанном блокноте и сунул его в карман. Не оборачиваясь, вытер руки старой замасленной тряпкой, молча швырнул ее в угол и скрылся в маленьком офисе.
Нет, сегодня с утра мне явно везет на приключения. Сперва мой верный бьюик перегрелся на трассе. На приборной доске, как на новогодней елке, загорелись предупреждающие лапочки, и мне пришлось забыть про Питтсбург и съехать с семьдесят шестой дороги. А теперь вот еще единственный на всю округу работающий по воскресеньям механик, так и тот с норовом. Но в моем положении выбирать не приходилось. Мне надо было во что бы то ни стало быть в Питтсбурге не позднее завтрашнего утра.
— Эй, приятель? — осторожно обратился я в сумеречное пространство офиса, заваленное пыльными бумагами и коробками из-под запасных деталей.
Ответа не последовало. То ли механик разговаривал по телефону, то ли демонстративно ждал, когда я уйду. Такой тип людей известен всем. Их неизменно зовут Клиффорд или Травис, они могут быть по- своему добры, например мастеря малолеткам на улице замысловатых воздушных змеев или покупая им пиво. Но в их темной для постороннего взгляда душе всегда живут циничные насмешники, к которым опасно попадать даже в мельчайшую зависимость. Хотя разве можно ожидать чего-нибудь другого от человека, зовущегося Клиффордом или Трависом?
'С этим нужно поосторожнее, — подумал я, — а то застрянешь в этой дыре на полдня, а то и на весь день. Господи, только б он починил этот чертов бьюик!'
Вы знаете, где находится Невервиль, Пенсильвания? Правда? Ну я тоже не знал до сегодняшнего утра. Хотя попроси меня кто-нибудь представить себе провинциальный Невервиль, то иным я и представить бы его не смог. Типичный захолустный городок штата, каких в Пенсильвании сотни. Знаете, такие аккуратно подстриженные изумрудные газоны перед не менее опрятными свежевыкрашенными домиками с накладными гипсовыми колоннами? Да, не забудьте прибавить по пренепременному креслу- качалке на каждом крыльце, напротив — почтовый ящик с вензельной надписью 'Семейство Джоунсов', вечно ускальзывающим от погони, с аккуратно взведенным красным флажком. Вся эта провинциальная идиллия приправлена зданием церкви из красного кирпича, увенчанным высоким белым шпилем с крестом, и идеально синим небом со словно наклеенными белыми облаками. У меня нет и тени сомнения, что именно Невервиль имели в виду отцы-основатели, когда за кружкой крепкого пенсильванского лагера перевирали слова одного кабацкого мотивчика. С именем этого города на устах рыжеволосые отпрыски квакеров помирали на полях Джорджии, Саксонии или какой-нибудь вьетконговской долины. В общем, у этого города был неплохой задел на будущее в истории нации. Но, судя по свежей краске, недавно появившаяся у церкви большая врытая в землю вывеска: 'Воздадим должное Деве Марии — с 7 до 9 и с 9 до 11' и, ниже: 'Игра в бинго — каждую субботу' — смеялась в лицо всем идеалистам прошлых веков,
