вечер. А ты запел, как соловей пернатый, и выбор мой случайный
и позор ты превратил своею песней в честь, какой достойны мало
кто из женщин.
УИЛЛ. Прекрасно, милая! И что случилось?
МОЛЛИ. Но слава и бессмертие в стихах - всего цветок
засохший меж страниц. Хорош цветок, пока он юн и свеж,
увянет, слава не вернет ее живой красы вовеки.
УИЛЛ. Ты любишь жизнь, и я люблю, но слава нас возвращает
к жизни среди живых, покуда живы любящие души, земля и небо
бытия земного.
МОЛЛИ. А Рай?
УИЛЛ. А Ад? Рефлексия души.
МОЛЛИ. А Бог?
УИЛЛ. Природа.
МОЛЛИ. Ты безбожник.
УИЛЛ. Нет. Поэт - творец, как Бог - творец вселенной.
МОЛЛИ. На что пожаловаться можешь ты? В замужестве
невинность сохранив почти нетронутой, я предалась любви
твоей, восторгу, восхищенью, и женщину ты пробудил во мне,
Венеру, альчущую поклоненья, признаний нежных и любви,
любви. В чем я повинна? Я тебя любила, как друга старшего, ну,
как Уилли, - ты нас и свел, влюбленных, сам влюбленный, как
соловей пернатый исходя ликующими трелями о счастье.
УИЛЛ. Здесь и конец моей весенней сказки?
МОЛЛИ. Ах, не вини нас! Сам прекрасно знаешь, не долог век
любви, всего лишь миг. Прощай. (Уходит.)
К ночи он добрался до охотничьего домика, где никого не
было, никого и не хотелось видеть. Мысли его, скорее
переживания, сразу оформлялись в привычные формы стиха, и он
бормотал:
Ты прихоти полна и любишь власть,
Подобно всем красавицам надменным.
Ты знаешь, что моя слепая страсть
Тебя считает даром драгоценным.
Пусть говорят, что смуглый облик твой
Не стоит слез любовного томленья, -
Я не решаюсь в спор вступать с молвой,
Но спорю с ней в своем воображенье.
Чтобы себя уверить до конца
И доказать нелепость этих басен,
Клянусь до слез, что темный цвет лица
И черный цвет волос твоих прекрасен.
Беда не в том, что ты лицом смугла, -
Не ты черна, черны твои дела!
131
В сонете, может быть, впервые четко схвачен образ смуглой
леди, который получит развитие в сонетах, написанных
впоследствии. Зажегши свечи, он сел за стол записать сонет. В
окне он увидел ее глаза и заговорил:
Люблю твои глаза. Они меня,