дожидается разбирательства и суда.
27
Квартира Шекспира. Поэт за столом при свечах. Он пишет. А
на ковре, который висит у стены, как занавес, мы видим Уильяма
Герберта при дворе с двумя ликами женщин - королевы и
смуглой леди, одетых под стать, строго и пышно, и слышим
голос Шекспира:
Не обручен ты с музою моей.
И часто снисходителен твой суд,
Когда тебе поэты наших дней
Красноречиво посвящают труд.
Твой ум изящен, как твои черты,
Гораздо тоньше всех моих похвал.
И поневоле строчек ищешь ты
Новее тех, что я тебе писал.
Я уступить соперникам готов.
Но после риторических потуг
Яснее станет правда этих слов,
Что пишет просто говорящий друг.
Бескровным краска яркая нужна,
Твоя же кровь и без того красна.
82
Между тем становится ясно, что Шекспир продолжал по-
прежнему любить Мэри Фиттон, есть немало сонетов,
написанных впоследствии, возможно, наблюдая издали или
предугадывая ее отношения с Уилли Гербертом. Вспомнив в
ночи о ней, поэт восклицает:
Откуда столько силы ты берешь,
Чтоб властвовать в бессилье надо мной?
Я собственным глазам внушаю ложь,
Клянусь им, что не светел свет дневной.
Так бесконечно обаянье зла,
Уверенность и власть греховных сил,
Что я, прощая черные дела,
Твой грех, как добродетель, полюбил.
Все, что вражду питало бы в другом,
Питает нежность у меня в груди.
Люблю я то, что все клянут кругом,
Но ты меня со всеми не суди.
Особенной любви достоин тот,
Кто недостойной душу отдает.
150
Самое интересное, среди сонетов, которые, как считали,
обращены к другу, а многие оказывались посвященными смуглой
леди, попадаются такого содержания, словно в них поэт
обращается равно и тому, и той.
Ты украшать умеешь свой позор.
Но как в саду незримый червячок
На розах чертит гибельный узор,
