5
Лермонтов, будучи нездоров, сидел дома у бабушки, та и рада была, привечая, по своему обыкновению, друзей внука из родных и близких. Раевский жил с ними; Шан-Гирей, обучавшийся в артиллерийском училище, приходил в субботу на воскресенье и по праздникам, - под вечер съезжались все, с кем привык проводить Лермонтов свои досуги дома.
Лермонтов играл в шахматы с Шан-Гиреем, при этом, по своему обыкновению, он рисовал, а иной раз записывал что-то поспешно, ломая карандаши. Приехал Юрьев, который явился на половине Лермонтова не прежде, чем отужинал у Елизаветы Алексеевны. Что касается Лермонтова и Шан-Гирея, они и так постоянно что-нибудь проглатывали наскоро и пили, тайно наведываясь на кухню, в нарушение распорядка, что забавляло их, как в детстве. Зато к ужину не дозовешься, возмущалась Елизавета Алексеевна, суровая, строгая лишь с виду: все перед нею трепетали или невольно затушевывались, когда она даже к важным господам обращалась на 'ты', но для внука и его друзей добрейшая душа.
- Мишель! - воскликнул Юрьев, закуривая. - Говорят, ты познакомился с Пушкиным.
- Я? С Пушкиным?! - вскочил на ноги Лермонтов. - От одной этой мысли у меня голова кругом, как от высоты.
- Но разве ты не собирался зайти с Краевским к Пушкину, который взял у него твое стихотворение 'Бородино' и намерен опубликовать в журнале 'Современник'? Это значит, Пушкину понравилось твое 'Бородино'.
- Пушкин снисходителен к меньшим талантам как истинный гений. Говорят, самая язвительная усмешка и добродушие сочетаются в нем преудивительным образом. Он печатает в 'Современнике' отрывки из трагедии 'Битва при Тивериаде' Андрея Николаевича Муравьева, пять лет тому назад провалившейся при первой постановке.
- Андрей Николаевич - добрый человек, - проговорила Елизавета Алексеевна, заглянувшая к внуку, высокая, прямая, она прошлась, опираясь на трость, в чем-то удостоверилась и вышла.
- Христианин, паломник, знаменитый автор 'Путешествия по святым местам в 1830 году' - все это хорошо, - рассмеялся Юрьев. - Но он несостоявшийся поэт и весьма посредственный драматург.
- То-то и оно, - рассмеявшись, вздохнул Лермонтов. - Я бы предпочел быть колесованным, как Пугачев, чем оказаться на его месте...
- Мишель, ты не можешь оказаться на его месте; Муравьев - камергер; государь тебя в лучшем случае сделает камер-юнкером, как Пушкина.
- Или как Николая Аркадьевича Столыпина, - вставил Шан-Гирей.
- Этот еще станет и камергером, - расхохотался Лермонтов, - мне же и камер-юнкером не быть.
- Отчего же? - изумился Юрьев. - Для этого достаточно жениться тебе на красавице, государь пожелает ее видеть на придворных балах в Аничковом дворце и пожалует тебе, корнет лейб-гвардии Гусарского полка, придворное звание камер-юнкера. На приемах при дворе будешь стоять рядом с Пушкиным.
Лермонтов хохочет, пригибаясь и подпрыгивая, словно силясь унять смех.
- А в передних рядах среди камергеров Андрей Николаевич Муравьев и, чего доброго, Николай Аркадьевич! Нет, Боже, избавь меня от такой чести.
- А как же Пушкин?
- Он хотел подать в отставку и уехать в деревню, но государь пригрозил, что в таком случае он не пустит его больше в архивы для работы над 'Историей Петра'.
- Так его величеству хотелось видеть на придворных балах жену поэта? - с изумлением проговорил Шан-Гирей. - Вы ее видели, Юрьев? Мишель? Говорят, она столь хороша, что не влюбиться в нее невозможно. У меня есть товарищ в училище, он влюблен в нее по уши.
- Твоих же лет? - усмехнулся Лермонтов.
- Да. Наталья Николаевна Пушкина танцует у них в доме на балах уже не одну зиму.
- Это не опасно, - улыбнулся Лермонтов.
- Хуже, за нею волочится кавалергард, любимец женщин и мужчин, который женился на свояченице Пушкина, чтобы избежать дуэли из-за своих ухаживаний за женою поэта, - выпалил Шан-Гирей.
- И откуда ты все знаешь? - удивился Лермонтов.
- От моего товарища, который влюблен в Натали.
- Быть дуэли?! - воскликнул Юрьев.
- Что ж, лучше дуэль. Но что если это белая лошадь?
В тишине зимнего вечера где-то за Невой проносится звук, похожий на выстрел.
- Это Наполеон Бонапарте въехал на белой лошади в оставленную нами Москву, чтобы вскоре бежать без оглядки.
