Вера молча кивнула.
— Наша группа шла к какому-то селению, где, по данным разведки, отдыхал после ранения практически без охраны один из полевых командиров. Оказалось, что сведения были ложными, нас ждала засада. Всех перестреляли очень быстро. Потом боевики подошли и стали добивать тяжело раненных. Их было десятка два или чуть больше. Я видел все хорошо, мог бы стрелять, но тогда меня наверняка тут же убили бы. Пришлось подняться и отбросить автомат в сторону… Сразу сказал им, что врач, а у них были свои раненые. Так я попал в плен. Был там восемь месяцев, а потом сбежал. Через пару дней вышел на своих — повезло. Потом начались допросы, проверки… Честно сказал, что лечил боевиков и местных жителей. Про бой тот рассказал. Патроны у меня, дескать, закончились, а последней гранатой взрывать себя не решился. Почему-то в такую подробность следователи сразу поверили… Сказали, что мне еще предстоит досиживать полгода, но обещали перевести в Россию. Даже отпуск дали, чтобы домой съездил. Выдали боевые за все время, еще какие-то деньги, гроши, конечно. Но мне и домой не хотелось. А в часть возвращаться, хоть в Россию, хоть куда, не хотелось еще больше. Сижу в Ростове в каком-то кафе и думаю, как бы так сделать, чтобы забыть про все. И вдруг ко мне паренек подходит. На мне форма, и он, видимо, догадался, откуда я. Стал вопросы задавать, за мой обед рассчитался. Совсем молодой парень. Деньги у него были: он их накануне вечером в казино выиграл, куда зашел случайно. Смеялся, говорил, что ему, как сироте, бог помог. Все про себя рассказал: что воспитывался в детском доме, потом квартиру получил от государства, в Питере. Теперь сдал ее, а сам на лето приехал на юг — отдохнуть и погреться. Я сразу понял: это мой шанс. Вечером парень собирался к своей знакомой в поселок Аксай и позвал меня с собой. Поймали мы какого-то частника-армянина и отправились… Не доехали, разумеется. Я потом на этой «шестерке» до Ново-Шахтинска добрался, а оттуда уж на попутной фуре до Питера. Денег у этого Цигалова было немного — тысяч пять долларов, а у армянина я и вовсе гроши взял. Но главное у меня теперь были документы, паспорт. Пришел в ту квартирку, сказал жильцам, что должен был вернуться раньше. Те даже не поняли, что перед ними другой человек, согласились съехать. Я пошел в паспортный стол и заявил, что потерял документы. И вскоре получил новый паспорт уже со своей фотографией. А в августе поступил на юридический, где мы с тобой и познакомились.
— Так тебя звали Леонидом? — спросила Вера.
— Какая разница, кем я был раньше. Все равно уже привык быть Ильей Цигаловым, и мне даже нравится это имя. А новая жизнь нравится еще больше.
— Что с матерью стало, тебя не интересовало?
Илья пожал плечами.
— Какая мать? Я же сирота, как ты знаешь.
Он подошел к сервировочному столику и взял рюмку.
— Ну, давай за наше новое знакомство, а то водочка стынет.
Вера снова обернулась на окно.
— Бесполезно, — напомнил Цигалов. — Отсюда вообще не убежать. На всех окнах решетки, которые поднимаются и опускаются по сигналу с пульта. Входные двери во всех комнатах на этажах тоже блокируются. Пульт на первом этаже, но надо знать код, чтобы управлять системой. Стекла в окнах пуленепробиваемые и со светоотражающей пленкой — снаружи не видно, что происходит внутри, даже если ночью горит яркий свет. Да и кому смотреть? Никого поблизости нет, мы в лесу на берегу озера. Очень красивое место, тебе точно здесь понравится. А если нет, купим другой дом. Какой захочешь и где захочешь, хоть на Гавайях на берегу океана. Подумай: у тебя никого, и я тоже одинокий — мы созданы друг для друга. Ты умна и красива, а я стараюсь соответствовать. У тебя не будет врагов, завистников, недоброжелателей, я уж постараюсь. Хотя завистники наверняка будут, но только злопыхать они будут тайно в собственных конурках, за семью замками и погасив на всякий случай свет.
Илья замер и посмотрел на рюмку, которую продолжал держать в руке. Посмотрел так, словно увидел впервые, и удивился тому, как она вообще оказалась в его руке.
— Давай все-таки за стол сядем, — предложила Вера. — А то фуршет в спальне это как-то…
— Ты права, — согласился Илья, — перейдем в столовую. Вечером, как полагается, состоится романтический ужин при свечах.
«Только не злить его, не спорить с ним… — подумала Вера. — Буду со всем соглашаться, а там уж по обстоятельствам. Возможно, удастся ударить его сзади чем-нибудь тяжелым, оглушить, связать. Потом позвоню в полицию».
Если бы рядом с ней был тот Илья, которого она знала много лет, все было бы просто: с тем ей удалось бы договориться. Но сейчас это совсем другой человек.
Вера показала на свое лицо и сказала, что хотела бы привести в порядок макияж, потому что слезы не украшают женщину.
— Тебя украшает все, — успокаивающе улыбнулся лже-Цигалов.
В своем доме он ничего не опасался, если вообще этот человек чего-то мог бояться. Наверное, был готов ко всему — даже к тому, что Вера попытается сбежать. Но, кажется, Илья предусмотрел все.
Вместе они вышли в коридор и почти сразу оказались в просторном холле с несколькими дверями. Цигалов подвел ее к одной из них и распахнул створку:
— Здесь твой, извини за грубое слово, будуар.
Судя по всему, хозяин дома сам продумывал интерьер комнаты, считая, вероятно, будто любая женщина будет в восторге от диванчиков, козеток, кресел с розовой бархатной обивкой, от гнутых, с резьбой ножек столиков и шкафчиков, украшенных позолотой. В другое время Вера посмеялась бы над всем этим, но сейчас вошла, стараясь не смотреть по сторонам, опустилась на креслице перед туалетным столиком, дождалась, когда Илья прикроет дверь, закрыла лицо ладонями и заплакала.
Глава 23
Накануне муж вернулся домой поздно, даже очень поздно. Инна ждала его не потому, что волновалась за него, а затем, чтобы устроить скандал. Впервые в жизни устроить. Не то чтобы она особенно готовилась к такому важному событию, но гневную речь оскорбленной женщины все же заранее сочинила. Вообще-то она «набросала» ее давно — на всякий случай, если потребуется, но пока ни разу не использовала. Поводы были, конечно, да и хотелось иногда поскандалить просто так. Но, глядя на мужа, Инна всегда понимала, что ее слова Цигалова не тронут. Он — непробиваемый.
Ну, высказала бы ему все. И то, что почти десять лет, будучи замужем (за мужем!), ей приходится тащить на себе и семейный бюджет, и думы об отдыхе, то есть кого пригласить в гости и куда пойти. Стыдно сказать (это бы сказала обязательно!), но даже в постели инициативу проявляет она. И то, что не чувствует в нем не только поддержки, но и настоящего мужика, который, услышав такие обвинения, мог бы запросто ударить. Да только Илья ничего такого никогда не сделал бы. Он даже по столу хлопнуть не в состоянии. Конечно, Инна не хотела бы, чтобы ее били, как раз наоборот — боялась этого. Но мужик должен быть мужиком: жена должна уважать его и бояться.
Ее отец, когда возвращался домой, обязательно интересовался домашними делами, но таким голосом, словно у себя в суде во время заседания задавал вопрос серийному убийце: «Когда вы совершали очередное преступление, неужели и не подумали, что вас ждет неизбежное суровое наказание?» Мать боялась его и — любила. Вероятно. И от дочери требовала всегда одного — не перечить отцу.
Инна никогда и не спорила с отцом. Но мужа себе выбрала без его согласия. Родители примчались, конечно, сразу. Судья Заморин увел Илью для разговора, и часа два мужчины о чем-то беседовали. Мать потом шепнула Инне, что отец в восторге от молодого человека, сказал даже, что тот далеко пойдет. Но, как выяснилось, ошибся.
Она ждала мужа, лежа в постели. Смотрела очередную серию «Секса в большом городе» и завидовала чужой жизни, хотя завидовать там было нечему — грудь у всех героинь была куда хуже ее собственной. Понятно, что им не везло с мужчинами, а за что ее бог покарал? Почему она вообще вышла замуж за Цигалова, только ли оттого, что тот первым сделал ей предложение? Или оттого, что у него была своя квартира? Скорее всего, потому, что поверила в проницательность отца. А зря.
