вырученные деньги приобрести необходимое им снаряжение? Кому это они ее загонят? И как? Все равно ведь пришлось бы взлетать, и этот вылет оказался бы последним.
Покопаемся в биографии. Окончил школу, летное училище, под судом не находился, был довольно- таки лояльным и верящим в светлое будущее советским гражданином, ну, с небольшим скепсисом, так кто без греха…
Ничего примечательного.
Одинок? Легче прихлопнуть — плакать будет некому? И никто не пострадает от потери кормильца? Он чуть не расхохотался. У того, кто приготовил для тебя пулю, вряд ли могут появиться такие тонкие моральные соображения.
Родился в Белоруссии…
Он приподнялся.
А вот в этом что-то может быть. Он похлопал себя по карманам, вытащил сигареты, зажигалку и закурил.
Прикидываем. Шквал самоопределения и независимости смел империю. Все хотят быть независимыми. Пока что эта независимость всем без исключения вылезает боком, но осуждать такое стремление я не берусь. Тем более что младшие братья всего лишь последовали примеру старшего. Если уж при том, что этот старший заказывал музыку и все-таки возмечтал о независимости, что говорить о младших. Даже сыновьям отеческая забота редко бывает по нутру. Каждый желает устраивать свое благополучие по своему разумению, а не по чьей-то указке. Итак, я хоть и родной, но братец. Или двоюродный? Родственные отношения у меня всегда были слабым местом. И если милейшие заказчики подойдут к русскому пилоту и попросят его отвезти в Чечню тысчонку-другую стволов, чтоб из них убивать русских же… Относительно независимости он, может, что-то и поймет, а вот относительно убийства…
Впрочем, ни о каком убийстве они говорить и не стали бы. Объяснили бы, что народ мерзнет, голодает, нет жилья, медикаментов или что-то подобное. И при таком повороте с белорусским братцем договориться все же шансов больше.
…У людей, занимающихся освобождением (или закабалением) народов, должна быть стопроцентной или близкой к ней уверенность, что их планы никто не нарушит. Сомнительно, чтобы они стали полагаться на сочувствие или добрую волю кого бы то ни было. А если этот сочувствующий тем не менее возьмет да и учудит что-то вовсе несочувствующее? Если с ним, с Останиным, о чем-то подобном и заговорят, то никак не раньше взлета. Взятка — пожалуй, намек на то, что заговорят. Вряд ли их интересуют лишние трупы, хотя тут уверенным быть ни в чем нельзя.
Даже если они благополучно долетят, сядут и разгрузятся, где гарантии, что ему позволят взлететь? Что, в благодарность за услугу их всех облобызают, низко им поклонятся и с почестями отпустят по домам? Слишком романтично. А не проще ли и не надежней прошить автоматной очередью? Или взять в заложники? Да и машину зачем же врагам возвращать?
Вопросики.
Но ведь еще и до приземления нужно преодолеть уйму препон. Главная: у государства есть и истребители, и летчики, умеющие хорошо стрелять как из пушек, так и ракетами. Одно дело, когда перед ними пассажирский самолет с ни в чем не повинными аборигенами. Совсем другое, когда в сетке прицела появляется взбесившийся грузовой извозчик. Никем и ничем не контролируемый. С грузом неизвестного назначения. Да еще грозящий протаранить какой-нибудь ни о чем не подозревающий пассажирский лайнер.
Пока Останин упражнялся в этих логических построениях, не менее, а может, и более интенсивно работала вторая, подсознательная система. К тому времени, как он начал любоваться истребителями, картинка почти полностью сложилась.
Кедров сообщил ему все, что знал сам. И если бы они говорили один на один, это прозвучало бы так: «Ты наверняка повезешь оружие. Я уверен, что самолет в воздухе попытаются захватить, а тебя заставят изменить курс. Поскольку тебе за это отвалили деньги, решать проблему тебе, мне же совершенно безразлично, куда ты полетишь. Если бы от меня зависело, я вооружил бы тебя своим пистолетом. Я же дал тебе не свой. Те, кому ты везешь груз, вооружать тебя ни при каких обстоятельствах не стали бы, потому что они-то и собираются захватить машину. Тебя вооружили те, кто заинтересован в том, чтобы груз к заказчику не попал».
Примерно так.
Кедров знал или подозревал, что их разговор прослушивается. Значит, есть какая-то третья сила. Которой нужно, чтобы в самолете поднялась пальба, и он исчез. Или приземлился в Уренгое.
Ну, вот видишь, сказал себе Останин, ты и до каббалистики добрался. Третья сила, пятая колонна, три карты, Священная война…
Суммируем, мрачно подвел он итог. Что ты повезешь, ты, скорее всего, никогда не узнаешь. Куда повезешь — узнаешь только после того, как позволишь захватить самолет. Чем это кончится — узнаешь только тогда, когда кончится. Хорошенькая перспектива, ничего не скажешь.
Многое же ты выяснил.
Самое ценное — теперь ты точно знаешь, как поступить.
Тебя, как первоклашку, подставили и бросили на произвол судьбы.
Он заплевал окурок и раздавил его в пепельнице. Обычно он так никогда не делал.
5
Лена пришла часа в три пополудни и приготовила обед.
— …Я просто боюсь за тебя.
— Чего ты боишься?
— Летчики разбиваются. Я не хочу, чтобы ты разбился.
— Вот тебе на, — сказал Николай. — Я и не брал на себя никогда таких повышенных обязательств. Кстати, по статистике летчики разбиваются реже, чем шоферы, водители троллейбусов, машинисты поездов. Реже, чем пешеходы попадают под зазевавшиеся колеса. Что это на тебя нашло?
— Меня не интересуют ни шоферы, ни машинисты, ни пешеходы. Я не хочу, чтоб с тобой что-нибудь случилось.
— Исус Мария! Да ведь ты наверняка сначала обратила внимание на мои блестяшки, а уж потом на меня. Не так ли?
Не знаю. Может, и так. Только мне не нужны твои блестяшки. Мне нужен ты.
Вот так-так! А если я перестану летать?
— Да я Богу помолюсь, хоть и не верю в него.
Чудеса, да и только. Ты всегда так гордо и величественно выступаешь рядом с моим иконостасом. А ну-ка я его сбрось, чем тебе гордиться? Старичком в цивильном мундиршлене?
— Найду чем. Не смей мне заговаривать зубы. У тебя что-то неладно.
— Нюх у тебя, как легавой.
— Фу, как грубо!..
— Извини. Впредь постараюсь не грубить, хотя предпочитаю точность. Не завидую я твоему будущему мужу.
— Почему же это?
Сразу учуешь, если он, так сказать, вильнет.
— Ты не был верен жене?
— Даже при большом желании я не мог быть верным. Я долго работал на поисковой съемке и иногда месяцами находился в командировках.
— Почему — месяцами?
— Из-за плохой погоды. Из-за неисправности аппаратуры. Из-за нехватки бензина. Причины находились.
— У тебя с женой и детьми были плохие отношения?
