7
Для второго пилота Геннадия Минина предстоящий полет проблемой не был и никаких мыслей не вызывал. Ни радостных, ни тревожных. Ни взлет, ни посадка для второго пилота заданием не предусматривались, а подержаться час-другой за штурвал в горизонтальном полете — дело не только привычное, но уже и начинавшее помаленьку приедаться. Финансовые проблемы второго пилота совершенно не занимали. Отец работал иллюзионистом в цирке, мать — дрессировщицей, и они не бедствовали. Тех же денег, которые получал он как второй пилот, ему хватало с избытком. Конечно, у него не было и не предвиделось, как у некоторых его одногодков, ни зарубежных тачек, ни благоустроенных коттеджей, ни сногсшибательных аудио и видеоаппаратуры, но он и не стремился все это заполучить, так что никому и не завидовал.
— Что это вы так на меня уставились? — услышал он вдруг неожиданный голос.
Звон льдистых колокольчиков.
Он любил мороженое и конфеты и сейчас сидел в кафе перед креманкой напротив молоденькой девушки, занятой тем же похвальным делом, что и он. Ну, конечно, разве он мог отыскать себе другое место в абсолютно пустом кафе с множеством пустых столиков, а не за единственным занятым, если он занят девушкой? Даже если для этого потребовалось совершить кругосветное путешествие через весь зал?
Поскольку он уже отчаялся обрести любимую, он потерял бдительность. Эту девушку он просто- напросто не заметил. Но ноги все равно принесли его к ней. Против природы не попрешь.
Он перевел взгляд с креманки на нее, и тот с отчетливым щелчком прилип к ее груди и не смог отлепиться, когда он повел им по подбородку, губам, носу, глазам, волосам…
Она была красавицей.
— Что-о?! — сказал он. — Уставился?
Он и не думал на нее «уставляться».
Она даже взгляда не подняла.
— Не просто уставились. Вытаращились.
— Это один из ваших приемчиков знакомиться или единственный?
Она наконец оторвала взгляд от мороженого, медленно повела им по сторонам, наконец остановила на Гене. Она и не на него глядела — куда-то сквозь него, рассеянно, далеко, и Гене захотелось оглянуться, нет ли у него там кого за плечами.
— Приемчиков? — переспросила она, и было совершенно понятно, что она его и сейчас в упор не видит. Это была величественная снежная королева, занятая своими медленными снежными мыслями.
«Чудо, до чего глупа!» — восхитился Гена.
Но огромные, как два черных озера, глаза, толстенные огненные косы, лежащие на груди, как на подносе, изящная талия… Его неудержимо потянуло наклониться и заглянуть под стол, но он сдержался.
— Ну да. Я вас и не заметил вовсе, где мне было уставляться или вытаращиваться.
— Не только вытаращились, у вас глаза на лоб полезли, они и сейчас у вас на лбу, — сказала та, и взгляд ее наконец подтянулся из-за его спины ко лбу, и Гене захотелось пощупать свой лоб.
— Как это вы ухитрились разглядеть мои глаза, если не отрывались от мороженого? — с ехидцей поинтересовался он, с ехидцей и беспокойством.
— Что? — не поняла она. — Я все время их видела.
Относительно глаз он ничего не мог сказать, но челюсть повела себя плохо. Гена почувствовал, как она легла ему на грудь. Это его рассердило. Он слегка приподнялся и протянул руку к ее ушку, прикрытому косой. Чуть дотронулся кончиками пальцев до волос девушки и вытащил оттуда свои «Командирские». Потом подбросил их на ладони.
— Зачем тебе понадобились мои часики? — сурово спросил он. — Тоже мне: нашла куда прятать!
Если Гена рассчитывал ее удивить или поразить, он потерпел полное фиаско. На ее лице появилась лишь легкая деловая заинтересованность.
— А куда надо было?
«Если я сейчас у нее из-за пазухи вытащу курицу, она спросит, когда та снесет яйцо, — подумал Гена. — А какие у нее мысли относительно яйца?»
Он еще раз протянул руку — за вырез платья на груди. Девушка глядела на него все так же отстраненно и рассеянно и вовсе не подумала пошевельнуться или отодвинуться. Гена отдернул руку и перекинул яйцо с одной ладони на другую.
— Жжется, — пояснил он, но дуть на пальцы не стал.
— Неплохо, — сказала она. — А где ты этому научился?
— Отец в цирке работает, — ответил Гена неохотно.
— А-а… И часто тебе приходится это проделывать?
— Четвертый раз.
— Это уже лучше.
— Чем лучше?
— Ну, в этой очереди всегда лучше быть последней, чем первой.
— Вот как? — сказал Гена. — А можно тебя поцеловать?
— Прямо сейчас? Влюбился, что ли?
— В такую рыжую! Вот уж нет.
— Хорошо. А зачем же тогда фокусничать?
— Хотел узнать, способна ли ты хоть чему-то удивляться.
— Но что удивительного в том, что фокусник умеет показывать фокусы? — сморщила она лоб. — Человек сидит на столбе — это удивительно?
«Держись, парень, — мужественно приказал себе Гена. — Это только начало».
— Тебя это не удивило бы?
— Я подумала бы, что он наверно электрик.
— Я похож на фокусника?
— Сначала я подумала, что ты милиционер.
— Лестно. Но поскольку я не стал надевать на тебя наручники…
— Раньше. Ты такие интересные кренделя выписывал по залу.
— А я и на заметил, — сказал Гена. — Тебе, правда, понравилось?
— Не очень, — отозвалась она. — Фокусы немного лучше, но…
Ее звали Алисой.
8
Как только зазвенел будильник, Останин рывком поднялся на кровати и сбросил простыню. Он не любил после сигнала тянуть время или обманывать себя, будто звонок и не всерьез и можно еще немного поваляться в постели. Его чуть широковатое, с оспинками, лицо без всяких промежуточных стадий сразу отвердело, и он обвел комнату пристальным взглядом редко мигающих коричневых глаз. Пока звенел будильник, он сделал несколько резких приседаний, потом опустился на пол и начал размеренно отжиматься.
Когда-то он дошел до того, что его большое тело начало заплывать жиром и даже появилось солидное брюшко. Штурман Багун, с которым он в то время летал на аэросъемке на самолете Ан-2, достал-таки его своими насмешками. И однажды, узнав, что тот как раз в это время занялся строительством дома в садике, Останин без всяких разговоров забурился к нему на участок и начал с остервененьем размахивать топором, строгать рубанком, пилить, колоть, копать, сколачивать… В две недели они втроем — был еще какой-то поэт — срубили и скатали сруб, еще через месяц настлали полы, сложили печь, обшили стены изнутри и снаружи, поставили окна — в общем, навели полный порядок. Дом получился, как звон.
