ей книги, развлекает, заботится о ней как о родной дочери. Чувство его к Вареньке нежнее и горячее отеческой любви, но он в целомудрии своем боится самому себе в этом признаться. Переписка между Макаром и Варенькой, печальная, трогательная, а под конец патетическая, образует скелет повести.
Достоевский учится у Гоголя детальной живописи быта бедных людей, пристальному вниманию к мелочам, «опутавшим нашу жизнь», но, подчиняясь его художественной манере, он бунтует против него. Несмотря на знаменитую сентиментальную тираду в «Шинели»: «Зачем вы меня обижаете?» бедный чиновник Гоголя — существо низменное, тупое, высший идеал которого — новая шинель. Это какая?то машина для переписывания бумаг, ходячий автомат, человек бессловесный и бесчувственный. Достоевский восстал против такого изображения человеческой личности: под влиянием французского филантропического романа Бальзака и Ж. Санд он заявил протест во имя большей человечности.
В композиции Гоголя он произвел простое, но гениальное изменение. Акакий Акакиевич всю свою душу вкладывает в вещь (шинель); Макар Девушкин жертвует собой ради живого человека (Вареньки). От этой замены вещи личностью повесть приобретает неожиданную глубину и эмоциональную напряженность. Смешной героизм Акакия Акакиевича, его аскетическая самоотверженность, опошленная недостойным объектом, превращается в высокое и бескорыстное служение Макара Девушкина Вареньке. Из мании Достоевский сделал чувство, из жалкой идеи фикс Башмачкина — чистую любовь Девушкина.
Но герой Достоевского борется и побеждает Гоголя не только фактом своей жизни и любви; °н также и полемизирует с Гоголем–писателем, будучи сам литератор. И в этом новая художественная удача молодого автора. Из «бедного чиновника без речей», немотствующего и косноязычного героя «Шинели» Достоевский сделал писателя Девушкина, который сочиняет рассказы, отделывает свои письма, «формирует свой слог». Создав стиль речи «бедного чиновника», автор блестяще разрешил сложные вопросы поэтики «гоголевской школы»: он очеловечил бездушный, вещный натурализм 40–х годов и положил начало новому реализму, сказал всю правду о человеке. Повести Гоголя «Шинель» Макар Девушкин противопоставлял повесть Пушкина «Станционный смотритель». От гоголевской магии, которой Достоевский был заворожен в юности, он спасается в светлом искусстве Пушкина.
Для читателей, привыкших к более или менее остроумным насмешкам над чиновниками, глубокая и сложная душевная жизнь героя Достоевского показалась чудесным открытием. Девушкин не замечает своей нищеты и униженности, пока Варенька здорова и весела. Но вот она заболевает; он просиживает ночи у ее изголовья; чтобы послать ей винограда и розанчиков, продает свой вицмундир, впадает в тоску, запивает. Хозяйка гонит его с квартиры за неуплату; сожители перехватывают его письма к Вареньке, потешаются над его любовью и называют ловеласом. Вареньку преследует какой- то негодяй, и она решается съехать с квартиры; но Для этого ей нужны деньги. Девушкин в отчаянии бежит к ростовщику, тот его выгоняет. Его спасает Неожиданная милость начальника, «Их превосходительства», дарящего ему сто рублей. Но Варенька Не в силах больше принимать его жертвы и решает согласиться на предложение того самого помещика Быкова, который когда?то так больно ее оскорбил Девушкин понимает, что этот грубый и жесткий человек погубит ее и что она жертвует собой — ддя него. В последнем письме к ней, в слезах и стонах вырывается наконец наружу вся его исступленно нежная и пламенная любовь. «Нет, вы мне еще напишите, еще мне письмецо напишите обо всем. А то ведь, ангел небесный мой, это будет последнее письмо; а ведь никак не может так быть, чтобы письмо это было последнее! Да нет же, я буду писать, да и вы?то пишите… Ах, родная моя, ведь вот я теперь и не знаю, что это я пишу, никак не знаю, ничего не знаю и не перечитываю, а пишу только бы писать, только бы вам написать?то побольше. Голубчик мой, родная моя, маточка вы моя!»
А вокруг этих двух фигур — Вареньки и Девушкина — живет и движется целый мир несчастных обездоленных людей, задавленных бедностью, стыдящихся своего несчастья, умирающих в холодных подвалах. Достоевский в первом же своем произведении проник в глубину человеческого горя и отчаяния. Его повесть была проповедью любви и состраданья к «меньшим братьям».
Внезапная слава Достоевского была непродолжительной. Повести, написанные им после «Бедных людей», разочаровали Белинского и не понравились публике. Самолюбивый автор разрывает с кружком «Современника», обвиняет Белинского в крайнем материализме и атеизме и заболевает серьезным нервным недугом. Он испытывает припадки мистического ужаса, и ему кажется, что он сходит с ума; он мечтает о смерти как об освобождении. С 1848 года он начинает посещать кружок чиновника министерства внутренних дел Петрашевского и увлекается социальными теориями французских утопистов — Фурье, Сен–Симона, Кабе.
На «пятницах» Петрашевского молодежь горячо говорила о справедливом устройстве общества, смело критиковала николаевский режим, требовала освобождения крестьян, реформы суда, смягчения цензуры. На одном из собраний Достоевский прочел письмо Белинского к Гоголю, в котором умирающий критик обличал гоголевский реакционный мистицизм и заявлял, что Россия нуждается не в молитвах и молебнах, а в реформах и просвещении.
В апреле 1849 года петрашевцы были арестованы и приговорены к смертной казни. После восьмимесячного заключения в Петропавловской крепости Достоевского с другими «заговорщиками» отвезли на Семеновский плац и взвели на эшафот; им зачитали смертный приговор. Над головами преступников, одетых в белые рубахи, были переломлены шпаги; троих уже привязали к столбам. Вдруг забили барабаны — и осужденным было объявлено, что государь дарует им жизнь.
Эта жестокая инсценировка казни, эти минуты, прожитые перед лицом смерти, потрясли душу болезненного писателя. С эшафота он сошел другим человеком, с мистическим опытом смерти. Он дико озирался кругом: прежняя жизнь была погребена, Началась новая, непохожая на существование других людей. В романе «Идиот» Достоевский так описывает эти мгновения приговоренного к смерти:
«Когда он простился с товарищами, настали те две минуты, которые он отсчитал, чтобы думать про себя; ему все хотелось представить себе, как можно скорее и ярче, что вот как же это так? Он теперь есть и живет, а через три минуты будет уже нечто, кто?то или что?то, — так как же? где же? Все это он думал в эти две минуты решить! Невдалеке была церковь, и вершина собора с позолоченной крышей сверкала на ярком солнце. Он помнил, что ужасно упорно смотрел на эту крышу и на лучи, от нее сверкавшие. Оторваться не мог от лучей: ему казалось, что эти лучи его новая природа, что он через три минуты как?нибудь сольется с ними».
Достоевский был сослан на четыре года на каторгу в Сибирь. Прощаясь с братом, он говорил, что страстно хочет жить, что на каторге тоже не звери, а люди, что жизнь прекрасна, потому что: «On voit le soleil» («Солнце видно». — Ред.). В Тобольске одна из жен декабристов подарила ему Евангелие — это была единственная книга, которую он читал в Омском остроге. Четыре года заключения она пролежала под его подушкой. В нервном, болезненном Достоевском была огромная сила и жажда жизни, неистребимая духовная энергия, которая позволила ему пережить четыре года ужасающих страданий.
Каторжники встретили его ненавистью — как дворянина; преследовали его неутолимой злобой, покушались его убить. Казарма, в которой он жил, была ветхое, деревянное здание, нестерпимо душное летом и холодное зимой. Заиндевевшие окна, почти не пропускавшие света, угарная печка, ушат с нечистотами в сенях, голые нары, блохи, вши, грязь, темнота, пьянство, ругань, поножовщина; тяжка работа на Иртыше в 40 градусов мороза. Но самое страшное для Достоевского было вынужденное ежечасное общение с каторжным народом, люто его ненавидевшим. Он пишет брату: «Что сделалось с моей душой, с моими верованиями, с моим умом и сердцем в эти четыре года — не скажу тебе. Долго рассказывать».
Впечатления о Сибири были столь сильны, так перевернули душу писателя, что ему понадобилось семь лет, чтобы осознать их. «Записки из мертвого дома» появились только в 1861 году. Мы знаем, как мучительно было столкновение Достоевского с преступниками, какой ненавистью они отравили ему пребывание в остроге. Мы ждем сурового суда над обитателями «мертвого дома» — и к удивлению нашему находим совсем другое. На каторге Достоевский понял, что правда не на его стороне, а на стороне его врагов. Он смиренно принял посланное ему Богом испытание, и страдания не озлобили, а просветили его. Он не только простил своих врагов, но от всей души полюбил их. Под корой зла он Увидел подлинную человеческую душу, и решился сказать: эти злодеи, разбойники, убийцы — лучшие Русские люди.
«Сколько в этих стенах погребено напрасно молодости, сколько великих сил погибло здесь даром! Ведь надо же все сказать: ведь этот народ — необыкновенный был народ».
