Сочинения. В 2-х томах

С Бедуинским изломом бровей…
Мы забыли про цветик душистый
На груди колыбельных полей.

(1920)

313 Теперь бы герань на окнах,

Теперь бы герань на окнах,
Ватрушка, ворчун-самовар,
В зарю на реченке и копнах
Киноварно-сизый пожар.

Жизнь, как ласково-мерная пряжа
Под усатую сказку кота…
Свершилась смертельная кража,
Развенчана Мать- Красота!

Слепящий венец и запястье
В обмен на сорочий язык…
Народное горькое счастье
Прозябло кустом павилик.

Сплести бы веночек Марусе,
Но жутко пустынна межа,
И песенка уличной Руси —
Точильные скрипы ножа.

Корейцы, чумазые сербы
Заслушались визга точил…
Сутулятся волжские вербы
Над скорбью бурлацких могил.

314 На заводских задворках, где угольный ад,

На заводских задворках, где угольный ад,
Одуванчик взрастает звездистою слезкой; —
Неподвластен турбине незримый царьград,
Что звенит жаворонком и зябликом-тёзкой.

Пусть плакаты горланят: «падите во прах
Перед углем чумазым, прожорливой домной, —
Воспарит моя песня на струнных крылах
В позапечную высь, где Фавор беспотемный.

Где отцовская дума — цветенье седин,
Мозг ковриги и скатерти девьи персты; —
Не размыкать сейсмографу русских кручин,
Гамаюнов — рыдающих птиц красоты.

И вотще брат-железо березку корит,
Что как песня она с топором не дружна…
Глядь, в бадейке с опарою плещется кит,
В капле пота дельфином ныряет луна.

Заливаются иволги в бабьем чепце,
(Есть свирели в парче, плеск волны в жемчугах),
Это Русь загрустила о сыне-певце,
О бизоньих вигвамах на вятских лугах.

Стих — черпак на родной соловецкой барже,
Где премудрость глубин, торжество парусов.
Я в историю въеду на звонном морже
С пододонною свитой словесных китов.

315 В степи чумацкая зола,

Сергею Есенину