живет.
— Кирюшин? — переспросил дядя Ваня. — А ну, Егор, выйди посмотри.
Открыв калитку, Егорка за стеклом дымчатой «Лады» увидел и насупившегося Витьку, и Петра, сидевшего сзади.
— К тебе, к тебе. — Грузный Кирюшин вылез из кабины. — Отец не спит?
— Не спит, — с трудом выдавил Егорка.
— Ну-ка, пройду к нему.
Василий Степанович скрылся в доме, и Егорка не знал, что ему делать и что думать. Витька со своим дружком продолжали молча сидеть в машине. Калитку Егорка все же решил не закрывать, но и торчать в ней гвоздем — тоже смешно. Как под прицелом. Лучше посмотреть, зачем Витькин батька пожаловал.
На крыльце Егорка столкнулся с ребятами, выходившими из дома.
— Папа сказал, чтобы во дворе пока побыли, — объяснила Наташа.
— А он где? — спросил Егорка.
— Там у папы.
Шпионить Егорка считал позорным. Но сейчас желание узнать, что же такое происходит, буквально распирало его. В тот раз зачем-то приходил этот Кирюшин, а теперь вот прикатил на машине с сыночком своим. Прямо заговор какой-то. Егорка на цыпочках подошел к двери и, даже не прикладывая уха, не напрягаясь, услышал все, что в это время говорил Кирюшин.
— Спасибо тебе, Иван. От сердца говорю. Лупцевать сначала хотел. Да будет ли, подумал, толк? Это, видно, не по сегодняшним временам наука. Привез его, оболтуса. Может, лучше так. Пусть вместе, как ты говорил. Собрал тут кое-что для вашей машины. В область вчера ездил. Погляжу, помозгуем. Что ты-то скажешь? Так делаю?
— Все так, Василь, — донесся голос отца. — Да что долго говорить, открывай ворота, заезжай. Когда вместе, дружно когда — это же хорошо…
Егорка поспешил отступить в глубь коридорчика. Выйдя на крыльцо, спрыгнул с верхней ступеньки.
— Ну, братцы, оглянувшись на машину за воротами, вполголоса произнес он, — не поверите! Витьку- то, как пленника, привезли. Чего-то натворил он. Кирюшин лупцевать его хотел…
Других новостей Егорка не успел сообщить — на крыльце показался приземистый, широкоплечий Василий Степанович.
— Где тут молодой хозяин? Пошли, Егорий, ворота открывать. Багажник мне разгрузить надо.
Давно настежь не раскрывались ворота. Заскрипели тяжело, где-то треснуло.
— Петли надо смазать, Егорий. Крапиву повыдергивай. Да с корнем ее, лопатой. Эк, разрослась!
Витька-барин так и не открыл дверцу. На территорию Егоркиного двора въехал на машине. Но что правда, то правда: сидел, не развалясь, не оттопырив губы. Видно, и он не представлял, как держать себя со своими недавними врагами, что говорить.
За Витьку сказал Кирюшин:
— Принимайте, ребята, подмогу. Что было там промеж вас, чего не было — вспоминать не будем. Я за ихнюю дурь и вредность попрошу вашего прощения. Как, Егорий?
Егорка только плечами пожал. Растерялся командир. У него просят прощения! И кто? Взрослый! Опять, выручила сестрица. Ясным взором посмотрела на Кирюшина.
— Мы, вообще, не против. Если по-хорошему, то мы очень даже рады. — И покосилась на Витьку за стеклом.
— Ну, разумница! — похвалил Василий Степанович и, обращаясь к сидевшим в машине, сказал: — Что, ребята, прижухли? Музыки ждете?
Витька наконец вылез на белый свет и, как ни старался изобразить на своем лице, что ему дескать папашина мирная затея до лампочки, но скрыть смущения все же не мог. А Петра, как видно, не очень беспокоила выражение его лица.
— Здорово! — сказал он всем и похлопал рукой по багажнику. — Четыре седла привезли. Если требуется, могу и свой драндулет развинтить. В нем и так половины гаек не хватает.
В тот момент именно такие слова и нужны были. Через пять минут в сарае, на Егоркином верстаке, выросла груда седел, цепей, зубчаток с педалями, обрезков труб, втулок, болтов, шпонок. Вот так богатство! Все это рассматривалось, ощупывалось, горячо обсуждалось. Егорка, не боясь испачкаться, взял кольцо цепи, широко развел руки и принялся что-то растолковывать Витьке. А Сережка просил Петра подержать зубчатку, сам же тянулся за второй.
Был здесь и Кирюшин. Стоял, внимательно рассматривал Егоркин чертежик, щурился, хмурил широченные брови.
— Вроде и не хитрое дело, — постучав болтом по щитку и прося внимания, сказал Василий Степанович, — но помозговать придется. Этот чертежик, Егорий, как я понимаю, устарел. Но домой возьму, погляжу еще. — И Кирюшин положил листок в карман. — Сколько, значит, у нас седел? Шесть?
— Еще у меня, — сказал Петро. — Велик старый, а седло еще крепкое. Послужит.
— Семь, — подытожил Кирюшин. — А надо сколько?
— Семь. Как раз, — сказал Витька. — Послезавтра вернется Эдька из лагеря.
— Значит, надо восемь, — словно ставя точку, сказал Егорка. — Вот Владя на будущее лето снова приедет. Ему — тоже.
— Добудем и восьмое, — кивнул Василий Степанович. — Заказ ясен. Отсюда и весь расчет… Лучше, наверно, так: четыре места рабочих, четыре для отдыха…
В дверях показалась Нина Михайловна. Подивилась на такое многолюдное собрание, улыбнулась. Поманила дочку:
— Через двадцать минут — ужин. Владику ехать скоро. Не забыли?
— Помню, — вздохнула Наташа. — Помочь тебе?..
Егорка улучил момент — достал с полки газету и сказал Витьке:
— На пару слов… — Развернув газету, показал черный пакет из-под сахарного песка. — Твой? Честно!
Витька крякнул, снизу вверх взъерошил смоляные кудри волос.
— Здорово испугались?
— Значит, твоя работа. Когда выследил?
— Случайно. Вижу: со станции идете. Ну, и я — за вами. Сам виноват: я за деревом стоял — все было слышно.
— Так. Значит, и шиты…
— Ну, сказал же батя — чего вспоминать?
— Ух-х! — скрипнул зубами Егорка. — Ладно, не будем…
Все хорошо, интересно, просто здорово все. Да не очень вовремя. Пришла Наташа и объявила:
— Василий Степанович (ох, уже и по имени-отчеству узнала!), будете с нами ужинать? Сейчас. А то Владику скоро на поезд.
— Спасибо, разумница, сказал Кирюшин. — В другой раз если. Тоже засиделись… Так, ребята, я все это нарисую, посчитаю и покажу завтра. А там, как говорится, и начнем помаленьку…
Только Кирюшин отъехал, только сели к столу, еще одна машина замерла у ворот — зеленый служебный «Москвич» главного инженера завода, где работала Нина Михайловна.
Заминка произошла, когда решали, кто поедет провожать Владика.
Тетя Нина — это ясно. Но остается еще свободное место.
— Чего же будем от ребят отрываться? — сказал Егорка. — Здесь простимся, дома.
Так и решили. А место пусть будет свободное.
Владик с грустью подержал худую руку дяди Вани и лишь сумел проговорить:
— Выздоравливайте, пожалуйста.
— Будь сделано! — улыбнулся Иван Петрович и добавил: — Помни нас. Приезжай.
Потом с бабой Катей Владик простился, все приветы ее обещал передать. У калитки пожал руку Сережке, Толику, выдержал крепкий хлопок Егоркиной ладони. А Наташа хотела протянуть руку и вдруг сказала:
