— А мама как же, одна будет возвращаться? Я тоже поеду.
— Так бы сразу и говорила! — засмеялся Егорка. — А то и слезы не успеешь пролить.
Обошлось без слез. Когда поезд остановился и проводница восьмого вагона сошла с подножки, Наташа обняла Владика и поцеловала в щеку. А что особенного? Родственник же!
— Письмо напишешь?
— Сразу же.
— Точно?
— Вот увидишь.
— Владь, ты — хороший. Ты, может быть, самый хороший мальчишка.
Владик расцеловался с тетей Ниной и поднялся на подножку.
— До свидания, груздик! — помахала тетя Нина рукой.
Самостоятельность
Еще в машине главный инженер не очень понравился Владику. Сидел он прямо и совсем не поворачивал бритой, без единого волоска, головы. Обращался только к шоферу.
В купе он снял пиджак, повесил его на плечики и лишь тогда внимательно оглядел доверенного ему Владика.
— Ну-с, молодой человек, как прикажете располагаться? Нижнюю полку по лотерее станем разыгрывать?
— Что вы! — замахал рукой Владик. — Мне на верхнюю очень хочется. А вы — здесь.
— И я могу быть спокоен? — спросил инженер. — Как-никак, в роли ответственного лица выступаю. Шеф.
— Да я уже ездил на второй полке! (Сколько раз ездил, Владик уточнять не стал.) И ничего. Запросто.
— Они теперь такие! — смешливо сказал горбоносый старик в подтяжках. — Все им теперь нипочем, все на свете им запросто!
Старик Владику понравился. Веселый. Шашки — на столике. Утром наверняка предложит сразиться. Вошла проводница — принесла белье.
Владик протянул рубль и сказал:
— Я сам постелю.
— Ишь, сам! — хмыкнула хозяйка вагона, но возражать не стала: сам так сам.
И Владик, забравшись на полку, не мешкая, принялся за дело. Вполне прилично вышло, не хуже, чем у шефа-инженера.
Не ошибся Владик: утром старик расставил на черных клетках картонки голубые и белые шашки и подмигнул снизу Владику:
— Слезай. Спал, как богатырь. Поглядим, что за игрок.
Владик и здесь не подкачал. В трех партиях из пяти вышел победителем. Не пощадил он и шефа. С помощью нехитрой ловушки снял с доски сразу три шашки и в дамках к тому же оказался.
— Сушите весла! — хохотнул старик.
— Действительно… — главный инженер потер в смущении бритую голову. — Вылезет вот такой из-под стола, пропищит: «Давайте сыграем» — да и оконфузит при всем честном народе.
Старик в подтяжках с удовольствием потирал руки:
— Все правильно! Смена идет! За это самое и до Берлина дошагали.
Совсем нос задрал Владик. Смена! Пуп земли! И как мог, без устали доказывал свою взрослость, самостоятельность. Ходил старику за водой, включал радио, гремевшее под потолком веселыми маршами, собрал и отнес проводнице постельное белье…
Но вот и знакомый вокзал за окном, длинный перрон, встречающие с цветами, носильщики в фартуках, с бляхами на груди. Вагон остановился; вместе с пассажирами, нагруженными чемоданами, пузатыми портфелями, сетками, Владик медленно подвигался по узкому коридорчику и наконец увидел маму. Она протянула к нему руки, обняла, прижала к себе и… кончилась его самостоятельность.
Сынок, да ты подрос! Загорел как… А на лицо будто похудел. Конечно, похудел. И шейка вытянулась. Как там питался? Кормили хорошо? Вовремя? Ты про еду в письме не написал. Ну, ничего, откормлю, отпою.
В троллейбусе мама усадила его рядом с собой, на первой скамейке для пассажиров с детьми, снова обняла.
— Господи, как соскучилась! Чуть не до света сегодня проснулась…
Лишь на третьей остановке Владик смог задать вопрос, ответ на который очень хотел услышать.
— Таня в институт поступила?
Мамино лицо посерело, губы сомкнулись.
— До сих пор не могу опомниться… По конкурсу не прошла… Такое горе…
Когда приехали и Владик не без волнения поднялся знакомой лестницей на четвертый этаж, открыл дверь, то и вправду ощутил какую-то гнетущую тишину, царившую в квартире. Сестра была дома. Она вышла из комнаты и слабо, точно больная, улыбнулась Владику, коснулась губами его щеки.
— Здравствуй. Приехал… Мама, пододеяльник я погладила.
— А простыни?
— Еще не успела.
Зинаида Аркадьевна открыла дверь в комнату дочери, увидела раскрытую на столе книжку.
— Так и есть, читала! Надо было, моя дорогая, раньше с книжками сидеть. И за хлебом, наверно, не сходила? Владика с дороги покормить надо.
— Сейчас…
— Мам, — сказал Владик, — давай я сбегаю! И погляжу на двор.
— По ребятам соскучился?
— Нет, — покрутил головой Владик, — просто не был давно. Какого хлеба купить? Я за одну минуту сбегаю.
«За минуту» — так говорится. Если даже во весь дух до булочной мчаться да обратно, то минут за восемь успеешь. Когда очереди, конечно, нет. А насчет ребят Владик говорил правду, его и в самом деле не тянуло повидаться с ребятами. Он был еще весь полон жизнью своих друзей из Егоркиного отряда. Что сейчас делают? Опять в сарае собрались? Еще бы! А Витька и Петро тоже с ними? Вот как повернулось!.. Все мысли Владика были еще там. И большой двор, зажатый между пятиэтажными домами, он рассматривал без особого интереса. Ничего нового. Те же деревья, газоны. Может, трава не такая зеленая, как была. Видно, и здесь жаркие дни стояли…
Хоть пять-шесть человек и невелика очередь, но «минутка» растянулась на четверть часа.
Да Владик, если честно сказать, и не очень спешил домой, в эту унылую и тягостную тишину комнат.
На лавочке у подъезда он увидел сидевшую со спицами в руках Дарью Семеновну — старушку из шестьдесят третьей квартиры. Хорошая была у нее память — опять назвала его «зонтиком».
— Здравствуй, зонтик! Долго пропадал. Отдохнул на пятерочку?
— Даже лучше, — сказал Владик и попросил: — Вы не зовите меня больше так. Услышат ребята — начнут дразнить.
— И верно! — удивилась Дарья Семеновна. — Что это я, старая, придумала! Прости, пожалуйста, больше не буду, не буду. Не волнуйся. А ты скажи сестренке — пусть забежит ко мне домой.
Вечером
