или поздно самого начинает воротить от такого подхода к жизни. Наверное, потому, что с детства в меня вдалбливали одну простую истину: любое существо имеет право на существование. ЛЮ-БО-Е. Плохое ли, хорошее – неважно. И не мне решать, когда чьё-то такое право вступает в противоречие с правами других. Не мне. Потому что…
Всё, ты меня добила. Довольна?
«Я всего лишь хотела, чтобы ты задумался… Раз уж другим это советуешь, то сам хоть однажды попробуй…» – довольна, чувствую. Втоптала в грязь, и светится от счастья. Поганка…
Скажи, к чему ты придумала эту странную историю… Про мага, которого я должен извести?
«Просто так…» – увиливает она, и я огорчённо вздыхаю. Если Мантия решила прервать беседу, значит, настала пора помолчать. Но я чувствую: что-то кроется за этими гипотетическими рассуждениями… Что-то очень важное… Что-то очень знакомое, но забытое…
Оказавшись во дворе усадьбы, я хотел было собраться с силами, чтобы высказать доктору все свои впечатления от маленькой прогулки, но вместо этого настороженно прислушался к голосам, раздававшимся из распахнутой двери. Кто это почтил Гизариуса визитом? Известия из дворца? А может, Рогар объявился? Нет, не похоже: морозный воздух мутнеет от фырканья двух лошадей, спокойно дожидающихся своих хозяев. Даже не привязаны… Впрочем, сбруя – форменная, так что вышколенные животинки принадлежат какой-то регулярной службе… А это что за вышивка? Корона? Так они, всё-таки, имеют отношение к…
– А вот и он сам, господа! – услышал я возглас доктора. Почему-то интонации показались мне напряжёнными. Да что происходит?
На террасу вышли двое. Плотные фигуры, жёсткие лица. Одежда, как я и предполагал, вполне достойная солдат на службе Его Величества. То есть, с оглядкой на некий единый образец, но приведённая в соответствие со вкусом владельца. Так, например, даже мой скромный опыт позволял определить, что крепыш слева – блондин, окинувший меня презрительным взглядом человека, считающего, что знает себе цену – больше полагался на скорость реакции, потому что не был обременён доспехами. А вот второй солдат – угрюмый воин средних лет, на лице которого явственно читалось: «Как вы мне все надоели…» – щеголял курткой с нашитыми стальными лепестками – если мне не изменяет память, такой фасон особенно любят северяне, потому что приятное в нём сочетается с полезным: и тепло, и сравнительно безопасно. У каждого из воинов, за спинами которых бледным пятном мелькало лицо доктора, имелось главное. То, что позволяет мужчине думать, что он – мужчина. Оружие и умение им владеть. Или – уверенность в умении им владеть. С одной стороны, это почти одно и тоже, но… Не совсем. Тот, кто, на самом деле, хорошо умеет сражаться, никогда этим не бравирует и не выставляет напоказ свой любимый клинок. Клинок – это больше, чем орудие убийства и защиты, это…
– Сними капюшон! – коротко и ясно приказал угрюмый.
А вот такой поворот мне не нравится. Очень не нравится…
Я поднял руку и медленно стащил капюшон с головы.
Угрюмый подошёл ко мне вплотную, грубо сжал мой подбородок пальцами, затянутыми в шершавую кожу перчатки, и внимательно всмотрелся в клеймо. Должно быть, проверял его подлинность. Хотя, кому бы пришло в голову имитировать «королевскую милость»?
– Всё в порядке, – кивнул он блондину.
– Господа, господа… – засуетился Гизариус. – Вы должны учесть, что этот человек является собственностью…
– Не волнуйся, дядя, твоё добро вернётся к тебе целым и невредимым, – хохотнул блондин, но его веселье отдавало поминками.
Доктор не видел их лиц, а вот я имел удовольствие встретить взгляд угрюмого воина. Никуда я не вернусь. По очень простой причине: для каких бы целей ваш покорный слуга не понадобился этой грозной парочке, живым не отпустят – это я понял. И угрюмый понял, что планируемая участь не стала для меня секретом. Понял и улыбнулся. Не тепло, или холодно, а как-то… мертво. Нет, лучше бы ему не изгибать губы: жуткое зрелище получается…
– Эти господа хотят, чтобы ты проследовал с ними, – немного виновато сообщил Гизариус.
– Для чего?
– Там… узнаешь! – блондин прямо-таки лучился искренней радостью. Так бывает счастлив человек, когда ему удаётся отвертеться от чего-то очень неприятного.
– Как пожелаете, – я пожал плечами.
Солдаты привычным, хорошо отработанным движением взлетели в сёдла, и угрюмый бросил мне:
– Шагай вперёд!…
…Я мрачно смотрел себе под ноги, топая по тропе, на которой уже отпечатались следы лошадей. Должно быть, этой же дорогой солдаты добирались до дома Гизариуса. Фрэлл! Пакостно-то как на душе… Два раза за один день оказаться на Пороге – это слишком даже для меня и моей удачливости. Но страшно… страшно не было. Отбоялся ещё час назад, когда ведунья поигрывала ножом перед моим горлом. И как всякий раз, когда ситуация доходит до характеристики «ничего сделать нельзя», рассудок и чувства затопило равнодушное спокойствие. Я бы даже сказал: безразличное. Сами подумайте: если за вами приходят два человека, профессионально занимающихся душегубством, да при этом на лицах сих молодчиков ясно читается приговор, волноваться и переживать по этому поводу глупо. И – опасно. Лучше успокоиться и взвесить все «за» и «против», дабы не упустить тот единственный шанс, который поможет выкарабкаться из ловушки. Честно говоря, я на такие «спокойные» рассуждения способен удручающе редко, но сегодня… Сегодня повезло: «отступник», а вслед за ним и старуха, изрядно потрепали нервы, тем самым снижая мою чувствительность до предела. Проще говоря, я знал, что меня собираются убить, но нисколько не оплакивал этот неоспоримый факт. И даже не мучился вопросом: «Почему?». Зачем торопить события? Скоро и так всё узнаю…
Мои конвоиры не упускали случая повеселиться, пиная меня в спину носками своих тяжёлых сапог. Я честно падал на четвереньки, вставал, отряхивался и продолжал движение. Огрызаться или ещё каким- либо образом выказывать неудовольствие по поводу извоженных в грязи штанов и варежек я не считал нужным. Хотят люди развлечься – пусть развлекаются, пальцем не шевельну. Не то настроение, чтобы дурачиться. Вялое и апатичное настроение. Так и вижу: стоит за ближайшей сосенкой Вечная Странница и довольно улыбается. Мол, допрыгался, наконец-то, сынок? А я подожду, подожду: совсем уж недолго осталось…
В паузах между пинками и грубым гоготом солдаты вполголоса перебрасывались фразами, которые прояснили ситуацию, но не настолько полно, как хотелось бы мне. В частности, я услышал, что «кэп будет доволен», что обо мне они узнали в трактире на торговом тракте, куда нечаянно забрёл один из деревенских мужиков, и что «надо поскорее покончить с делами и возвращаться». Из интонации, с которой было произнесено слово «делами», следовало, что одним делом являлся я, а вот с кем или с чем ещё нужно было «покончить»?…
Хорошо, что не ломал голову над вопросом, зачем солдатам понадобился именно я и никто иной. Не угадал бы, хотя ответ стал совершенно очевиден, когда два всадника и один пеший путник ступили на просторную поляну…
Первое, что бросилось мне в глаза – женщина, обессиленно ссутулившаяся у кромки зарослей. Платье – добротное и даже богатое – вздымалось в районе живота холмом. Пока ещё очень пологим, но свидетельствующим о том, что женщина… Беременна?! Так вот почему меня сюда притащили… Ишь, чего удумали, стервецы: свои ручки, значит, марать неохота, а мне, мол, терять нечего – и так уже отмечен. А потом меня быстренько повесят рядом с несчастной, которую я же и должен лишить жизни… Блестящий план. Я даже хотел поаплодировать отряду, состоящему из пяти человек: те двое, которые ездили за мной, арбалетчик, верхом маячивший на краю поляны, ещё один воин – умелый и грозный на вид, и, собственно, командир. Так вот, поаплодировать хотел, но передумал, встретившись взглядом со старшим офицером отряда.
В глазах сухощавого мужчины, чья борода была обильно тронута сединой, плескалось напряжение.
