– У меня к Вам дело, h’assary. Важное и личное.
Он понимающе кивает и отсылает Мерави прочь, а сам подходит ближе.
– Я Вас слушаю.
– В конце лета Вы путешествовали по Ольмскому тракту, – начинаю издалека. – Останавливались в одном месте для встречи с… покупателем, который желал сохранить свою покупку в тайне. Ваш телохранитель занемог, и Вы упросили некоего молодого человека занять его место… Он был не в восторге, но помог Вам. Помните?
Тёмные щёлочки глаз совсем сжимаются. Левая рука старика медленно тонет в складках мекиля.
– Вы обещали оплатить свой долг, верно? Настало время.
– Кто Вас послал? – Акамар выговаривает слова тщательнее, чем пережёвывают пищу.
– Вообще-то, никто, кроме моей дурной головы.
Рука купца начинает прокладывать путь из вороха ткани наружу, а я, догадываясь, с каким «гостинцем» она предстанет передо мной, нарочито небрежно откидываю полу плаща и демонстрирую старику рукоять висящей за спиной кайры. Движение замирает, но, уверен: сухие пальцы только крепче сжимаются на кривом кинжале.
– Ай-вэй, дедушка! В Вашем возрасте – и в драку лезть… Нехорошо! Никого помоложе не нашлось? А как же прекрасные внучки, которых Вы так охотно прочили мне в жёны? Или они не могут защитить честь семьи лучше, чем её глава? Вот расскажу Юдже, чем Вы забавляетесь: она Вас не похвалит!
Проходит очень долгая минута прежде, чем морщинистые губы шепчут:
– Не может быть… Это… Вы? Но…
– Хотите сказать: мой внешний вид претерпел значительные изменения? Увы, увы… Время не стоит на месте, значит, и нам негоже от него отставать!
Старик беззвучно шевелит губами, но по характерному движению пальцев, будто перебирающих нанизанные на нитку бусины, можно понять: он возносит богам молитву. Благодарственную? Хотелось бы верить…
Пожалуй, поверю: тёмный взгляд Акамара теплеет, как раздутые угли, и раздаётся повелительное:
– Мерави, старый плут! Хватит подслушивать! Живо вели накрыть стол!
– У меня неотложное дело, h’assary… – пытаюсь напомнить о цели своего визита, но радушие купца из Южного Шема беспощадней песчаной бури:
– Даже самые важные дела не стоят удовольствия мудрой беседы за чашечкой taaleh!
– Разве что, за одной… – приходится смириться с участью гостя.
…Разумеется, пришлось поглотить упомянутого бодрящего напитка куда как больше. Хорошо, что Акамар, помня о времени суток, велел заварить «хрустальный» taaleh, но всё равно, я напился на год вперёд. И даже вынужден был дважды встать с низенькой кушетки, с трудом выбравшись из вороха подушек, чтобы… Ну, да речь не об этом.
Обычаи родины моего должника устанавливали непреложное правило: за трапезой можно говорить о чём угодно, кроме дел. Поэтому обсуждалась, преимущественно, погода, непредсказуемая, как женский нрав. Сравнение поздней осени с капризной красавицей, не желающей обнажаться перед законным супругом, навело старика на пристальное внимание к моей скромной персоне. Под оценивающим взглядом тёмных угольков я почувствовал себя неуютно и попробовал сменить тему:
– Каким ветром Вас занесло в Виллерим, дедушка?
– Надеюсь, попутным, – Акамар вынырнул из своих мыслей. – И встретив Вас, молодой человек, я вижу: боги были милостивы к моим старым костям…
– Вы говорили, что уже не водите караваны, – напоминаю.
– На счастье или на беду, нет. Я приехал из-за моей любимой малышки… Сола хотела увидеть снег.
– Сола? Ещё одна внучка?
Он гордо улыбнулся:
– Моя младшая дочь.
– О! – восхищённо качаю головой. – Вы меня поражаете, дедушка… Сколько ей лет?
– Скоро исполнится пятнадцать.
– Невеста на выданье…
– Она пока не думает о замужестве, – вздохнул старик, и я попытался его утешить:
– И впрямь: куда торопиться? Пусть увидит свет… Узнав, каковы обычаи других народов, начинаешь бережнее относиться к своим.
– Ваши бы слова, молодой человек, да в её сердце! – он снова уткнулся в меня изучающим взглядом.
– Надеюсь, Юджи поблизости не наблюдается? – осторожно осведомляюсь, памятуя об истовом желании купца породниться.
– Кто произнёс моё имя? – занавеска, заменяющая дверь, отодвинулась, пропуская в комнату мою знакомую йисини.
Должно быть, женщина только вернулась с улицы: смуглые щёки кажутся темнее из-за румянца, на чёрных волосах тают хрусталики снежинок. Короткая шубка из меха горного волка падает на одну из придверных кушеток, и женщина, оставшись в своём «форменном» одеянии, грозно спрашивает:
– Ты назвал моё имя, чужестранец. Что тебе нужно от меня?
Йисини чужды условности этикета, она признаёт только силу. Силу тела или силу духа – тут особой разницы нет. Но сила должна присутствовать, потому что только сильный человек заслуживает того, чтобы его выслушали. Слабый достоин лишь быстрой смерти в поединке. Таковы правила Дочерей Йисиры, и не мне их менять. Я и не буду.
Встаю и насмешливо улыбаюсь воительнице:
– Да вот, зашёл подарок вернуть.
– Какой? И – кому? – крылья бровей сдвигаются к переносице.
– Твой – тебе, разумеется! Помнишь? Такая ладошка-растопырка…
– Растопырка?! – мгновение Юджа охвачена негодованием по поводу столь неуважительного отзыва о своём медальоне, но…
Крик, который я слышу, заставил бы Мирриму умереть от зависти. Это даже не боевой клич и не выражение радости, это… Наверное, так встречают друга, с которым долго не виделись, или человека, который дороже, чем друг.
Проходит миг, и она уже сжимает меня в объятиях. Слишком крепких, чтобы быть до конца искренними, поэтому я вовремя ловлю пальцы, подбирающиеся к рукояти кайры:
– Э нет, милая, эта игрушка не для тебя!
– Ну, посмотреть-то можно? – не хуже маленького ребёнка канючит она.
– Только из моих рук!
– Ладно… – унылое согласие.
Вынимаю оружие, провожу пару простых перехватов вверх-вниз. Юджа следит за сталью в моей руке, как заворожённая.
– Где взял?
– Почему – взял? Мне подарили! – обиженно оправдываюсь, и йисини восхищённо цокает языком:
– Ну, если тебе такие подарки дарят… Кстати, она ведь не одинока, да? И где же «сестричка»?
– Дома.
– Пошли, покажешь!
– Непременно, милая, но не сейчас. У меня дело к твоему дедушке.
Только сейчас замечаю, что старик совершенно масляным взглядом смотрит на меня и Юджу.
– Дедушка, давайте, всё же, займёмся…
– Ах, какая пара… – вздыхает Акамар, а йисини, пользуясь моментом растерянности, заглядывает мне за спину:
