ноги. Об этом мой отец не любит вспоминать.
– Трость? – тихо спросила она. – Это его?
– Да. Если вы думаете, что отцу захочется услышать о моем ранении и заново пережить весь этот ужас, то вы глубоко ошибаетесь. Но я понимаю, нужно все ему рассказать. Я через многое прошел, и многое мне еще предстоит, но вы не мужчина и не представляете себе, что я хочу выглядеть крепким, когда он меня увидит. Ну что, это честное признание?
Она кивнула и прошептала:
– Мне очень жаль, Лукка.
Давно он не слышал слов сочувствия. А она произнесла их так, что он понял – это сказано искренне.
«Да и ты, Каведзали, никому не позволял заглядывать в твою душу».
Ее отношение удивило и тронуло его, всколыхнув чувства, о которых он и не подозревал.
– Вы оказали мне доверие, рассказав о себе. Может, позже вы еще мне что-нибудь расскажете.
– Больше нечего рассказывать.
– О нет. Есть. – Она вдруг встала, приподнялась на носки и быстро чмокнула его в щеку.
Затем задвинула стул и ушла в дом с пустой чашкой в руке.
Он долго стоял, держась за перила. Ему нужно позвонить врачу. В госпитале договорились, что его осмотрит врач в Салерно и назначит дальнейшее лечение.
Прошло около четверти часа. Он услыхал, как машина выезжает на дорогу. Его охватили одиночество и пустота. Он не хотел думать, что причина кроется в этой женщине. Почему именно она?
Как выразился этим утром Лукка, она ступила на опасный путь. Она заставила его быть откровенным, и, возможно, потом он разозлится на нее. Она надеялась, что этого не произойдет. Но даже если ей не избежать его неприязни, для него возможность выговориться – главный шаг к выздоровлению.
Как отреагирует Евилио, когда Лукка с ним встретится? Увечье сына причинит ему боль. А то, что Лукка не сказал ему о своем возвращении, тоже причинит боль.
Он не все ей рассказал. Она могла представить, что он скрывал, и от этого ее бросало в дрожь – она помнила, как он выглядел и что говорил во время своего кошмарного бреда. У него резко выраженный инстинкт самосохранения, и это ее пугало.
Но проблема для нее еще и в том, что оба мужчины, отец и сын, были ей симпатичны. Она хотела им помочь, но… не ее это дело.
Слава богу, что у нее есть новое жилье, и она переберется туда сразу после работы. Но сначала надо доехать до работы… Движение в Амальфи ужасающее и требовало от нее предельного внимания.
Благодаря карте и указаниям Гвилио она отыскала отель «Европа» на площади Святого Андреа и оставила машину в подземном гараже.
– Вот и вы. – Гвилио встретил ее в фойе отеля и повел по лестнице наверх в свой номер.
Я не опоздала?
– Нет, но Марчелле понадобится больше времени для подготовки.
– Почему?
– Когда я увидел пробные снимки, сделанные в Риме, то пришел в восторг и решил, что мы заменим деловой костюм, который намечался для сегодняшней съемки, на свадебное платье. Марчелла привезла несколько моделей. Нужно, чтобы вы примерили их все, прежде чем мы примем окончательное решение.
Аннабел не возражала против примерки подвенечных нарядов. Ее собственная свадьба канула в прошлое, а свадебное платье не шло ни в какое сравнение с этими изысканными изделиями по пятьдесят тысяч долларов. Вся съемочная группа собралась, чтобы высказать свое мнение.
– Ах! – раздался общий возглас, когда она надела последнее – из тонкого как паутинка шелка и кружева.
– Оно! – громко объявил Гвилио.
Джованни, прищурившись, оглядел Аннабел, затем повернулся к стилисту:
– Пусть волосы свободно падают. Я потом поправлю мантилью.
Вся команда визажистов занялась Аннабел. Марчелла велела одной из помощниц отнести туфли на шпильках к автомобилю на месте съемки.
– Аннабел наденет их там.
Последним штрихом стали ослепительное бриллиантовое колье и бриллиантовые серьги. Когда все было готово и макияж безупречен, Аннабел вышла из комнаты в сандалиях. Все спустились вниз, помощницы поддерживали длинный кружевной шлейф.
Люди в переполненном фойе начали хлопать, а когда Аннабел вышла на площадь, то к аплодисментам присоединились восторженные возгласы. Полиция окружила место, где у старинной лестницы, ведущей к знаменитому, четырнадцатого века, собору Святого Андреа, стоял ярко-красный спортивный автомобиль «амальфи» с откидным верхом.
Гвилио, должно быть, заметил выражение ее лица.
– Мы не станем просить вас вскарабкаться на шестьдесят две ступени.
Она засмеялась, чтобы скрыть волнение.
Как только Джованни расправил длинную, до пола, кружевную мантилью, а Аннабел всунула ноги в лодочки, он объявил, что готов к съемке. Наклонившись к ней, он шепнул:
– Когда его сын увидит эту фотографию, он сбежит с красавицей девушкой «амальфи». А все женщины на побережье будут переживать, что упустили самого желанного жениха.
Сердце Аннабел почему-то подпрыгнуло.
– Согласна, – шутливо ответила она.
Не признаваться же фотографу, что с Луккой они познакомились и что ему менее всего хочется сбежать с женщиной – незваной гостьей в его доме.
Но замечание Джованни, который хотел ей польстить, лишь напомнило, что она молчит о Лукке перед лицом Гвилио. Аннабел почувствовала, как краска стыда заливает ей шею и щеки. Спасла Марчелла, передав ей цветы. Аннабел поднесла к лицу букет невесты и вдохнула запах белого стефанотиса и крошечных ярких чайных розочек.
Базилио открыл дверцу, и она увидела шикарную кожаную желтовато-коричневую обивку. На сиденье лежала алая роза на длинном стебле.
– Поднимитесь на несколько ступеней, чтобы был виден шлейф целиком. И оглянитесь назад на автомобиль, словно ждете жениха, – сказал Базилио.
В мозгу возник образ Лукки, а не Райана. В смокинге он выглядел бы весьма импозантно.
Съемка началась. Оба, и Гвилио, и Базилио, обменивались оживленными замечаниями и жестикулировали. У Джованни энергия тоже била ключом, и он в своей жизнерадостной манере подбадривал Аннабел. Наконец, даже Джованни устал и объявил, что съемка закончена.
Вздохнув с облегчением, Аннабел скрылась в отеле. С нее сняли драгоценности и свадебный наряд, убрали макияж, и она смогла переодеться в оранжевое льняное платье без рукавов и сандалии. Гвилио ждал ее и пригласил пообедать с ним и его женой у них на вилле.
Не желая его обидеть, она все же сослалась на головную боль и пообещала принять приглашение в другой раз.
– Работа модели оказалась тяжелее, чем я предполагала.
Он похлопал ее по руке:
– Сегодня сильно печет солнце. Конечно, возвращайтесь к себе и пораньше ложитесь спать.
– Все, что мне надо, это сон и холодное питье, – ответила она. Как только она убедится, что с Луккой все в порядке, ей станет легче. – Спасибо, Гвилио. Вы будете завтра на съемках в Фуроре?
– Нет. Я должен лететь в Милан на важную встречу, но вернусь послезавтра. Вы всегда можете мне позвонить, если возникнут вопросы.
– Знаю. Спасибо.
– Я сказал Марчелле, чтобы она оставила для вас то свадебное платье – это мой подарок.
– Гвилио… вы слишком щедры, но я не планирую никакой свадьбы в будущем. С меня хватит.
Гвилио нахмурился:
– Только молодые говорят такие вещи, потому что не знают, что ждет их за углом.
Я не настоящая девушка «амальфи», у которой горят глаза. Эта девушка не пережила того, что пережила я, и не знает, что горящий взгляд скоро может погаснуть. – Аннабел послала ему воздушный поцелуй и торопливо направилась к подземному гаражу.
Вечернее движение транспорта оказалось хуже утреннего. Когда она подъехала к дому, то от волнений, связанных с непростой ситуацией, в которую она угодила, плюс от усталости у нее болезненно стучало в висках.
Припарковав машину, она вошла в дом. На кухне Лукка что-то готовил. Вкусный запах витал в воздухе.
Аннабел была рада, что он занят едой – значит, аппетит у него не пропал. Она опасалась, что найдет его в более плачевном состоянии, чем в ту ночь, когда он появился в доме.
Она достала две таблетки ибупрофена и, нагнувшись над раковиной, запила их водой из крана. Волосы упали ей на лицо и намокли. Найдя в сумке черепаховую заколку, она убрала длинные пряди в хвост.
Вернувшись на кухню, она не могла не отметить, как красиво сидят на Лукке джинсы и черная рубашка поло. Марчелла просветила ее относительно итальянских мужчин и их одежды. Она сказала, итальянские матери боготворят сыновей и готовы недоедать, но откладывать деньги на модные вещи для своих чад.
Как этому не поверить, когда в Италии кругом полно привлекательных, красиво одетых мужчин. И Лукка не исключение. Он и в спортивных штанах и футболке выглядел классно, хотя, кажется, этого не сознавал.
– Пахнет аппетитно.
Он поливал белым соусом макароны, выложенные на большое овальное блюдо.
– Я приготовил свою любимую еду.
– Что это?
–
– Это ваша мама научила вас готовить? – спросила Аннабел, вспомнив слова Марчеллы о любящих матерях.
– Она многому меня научила. – Нельзя было не заметить нежности, прозвучавшей в его голосе. Он – мамин сын. Это очевидно. Итальянские мужчины известны тем, что превозносят своих матерей. – Хотите есть?
– Да. – Она вдруг почувствовала, что ужасно голодна.
– Тогда присоединяйтесь ко мне.
Ему лучше, и он хочет показать ей это. Она не станет ему отказывать.
– Давайте я вам помогу и…
– Нет. Сегодня я сам справляюсь.
– Вижу, что справляетесь.
И это увидит его отец, когда придет время.
Но что послужило переменой в его настроении? Неужели то, что она
