Кузьмич, в общем-то, на это и рассчитывал, собираясь привести в исполнение свой замысел.
Раскольники же снова объявили Голышеву войну.
В это время, обследуя губернию, завернул во Мстёру владимирский генерал-губернатор Самсонов. Он заехал специально посмотреть воскресную рисовальную школу и библиотеку Ивана Александровича Голышева и остался доволен ими.
Община богатых раскольников, воспользовавшись случаем, прямо в дом Голышевых принесла начальнику губернии жалобу на старшину Голышева, сообщив при этом, что точно такую же жалобу она послала ездившему в то время по губернии с ревизией сенатору А. X. Кап-геру.
Губернатор выслушал обе стороны, стоял за Голышева, однако опасался сенатора, потому на время пребывания того в губернии все же отстранил Александра Кузьмича от должности.
Голышеву-младшему Самсонов поручил устроить в честь приезда сенатора фейерверк, в саду помещика Протась-ева, в имении которого сенатор намеревался остановиться.
Иван Александрович давно уже не занимался «огненными утехами» и хотел было отказаться. Но отец запретил это:
— Утешить сенатора ради отца родного тебе лень?! — кричал он. — Ишь, ученым заделался, некогда ему!
Пришлось заняться фейерверком. «…Более недели я провозился с этими пустяками, — писал потом Иван Александрович, — но все вышло удачно, и сенатор остался очень доволен».
Капгер посетил воскресную школу и библиотеку молодого предпринимателя-ученого, долго беседовал с ним и с Александром Кузьмичом и предписал мировому съезду по поводу жалобы раскольников, что она — необоснованна, подана партией староверов, враждебной Голышеву, а потому постановил оставить ее без внимания.
Александра Кузьмича после этого снова возвели на должность старшины. Домашние, родственники — все советовали ему остепениться и, получив «Достойное удовлетворение», добровольно отказаться от должности. Но Александр Кузьмич ни за что не хотел этого и еще больше принялся мстить своим недоброжелателям. Мировой судья, узнав об этом, написал Александру Кузьмичу частное письмо: «…Вот уж я другой год служу и дожидаюсь, не будет ли в тебе перемены, но к прискорбию моему я не нахожу ничего, окромя твоей мстительности и недоброжелательства во всем… Ты со своим характером постоянно думаешь, что все тебе враги и желают твоей гибели… ты забыл, что мщение есть смертный грех, ни закон, ни служба не терпят его, а потому надо сделать одно: или бросить злобу, или оставить службу…» Старшину Голышева и это письмо не образумило.
Раскольники добились досрочного назначения выборов. Как проходили перевыборы старшины, как раскольники ловчили, нарушая правительственнный указ, Иван Александрович описал потом в статье «Выборы в крестьянском быту» в «Губернских ведомостях», подписавшись: «Православный».
Смещенный с должности старшины, отец вообще ошалел. Неуемная, любившая властвовать его натура оказалась без приложения своих сил. Не давал ему покоя и обман раскольников на выборах. Александр Кузьмич рассылал всюду жалобы, требовал, чтобы и сын бросил свои научные изыскания и занялся его кляузными делами.
Ивану Александровичу отцовы склоки вообще претили, к тому же он страдал от ответных козней раскольников больше отца, и уж совсем не хотел он ввязываться в отцовы дрязги, часто просто стыдился их.
Иван Александрович искал отцу дела, чтобы как-то угомонить старика. В это время императором Александром II были утверждены и опубликованы правила о православных церковных братствах. Общество православного церковного братства имело целью — «служить нуждам и пользам православной церкви», противодействовать посягательствам на ее права со стороны иноверцев и раскольников.
Вот куда бы направить энергию отца, подумалось Ивану Александровичу, и он посоветовал Александру Кузьмичу создать православное братство во Мстёре. И 7 ноября 1864 года «Владимирские губернские ведомости» писали, что первым во Владимирской губернии откликнулся на призыв императора учредить повсюду православные церковные братства крестьянин слободы Мстёры Александр Кузьмич Голышев. Потом он и был избран братчиками председателем братства, а Иван Александрович — делопроизводителем, обязанности которого он будет исполнять двенадцать лет бесплатно.
Братство помогало православным погорельцам, больным, вдовам и детям, а раньше это делали только раскольники, одновременно затягивая православных в свою веру. В церкви братство установило свою кружку для пожертвований в пользу бедных. Братство выписывало газеты и журналы, а после использования передавало их в мстёрскую библиотеку, чтобы все крестьяне могли бесплатно читать их. Братчики следили, чтобы раскольники не злоупотребляли против лиц православных. Однако применять к раскольникам принудительные меры братство не имело права.
ГЛАВА 5 Начало Голышевки,
«обжорная» ярмарка в Холуе
и масленица во Мстёре
Как-то, возвращаясь из Владимира, Иван Александрович Голышев попал в один вагон с помещиком Протасьевым, своим соседом. Сначала вместе посетовали, что сиденья в этом вагоне второго класса больно жестки, словно не на пружинах, а на каменьях, что тесно до невозможности. Позвали вагонного, но он только руками развел, не нашего, мол, ума дело: «мы токмо служащие». — Они до того боятся, — возмущался Протасьев, — потерять место, что едва ли осмеливаются и думать о том, что сами могут как-то изменить положение, допустить не смеют, что начальство может впасть в недосмотр, который удобнее исправить тому, кто близко к делу.
Голышев согласился. Заговорили об Александре Кузьмиче. Иван Александрович сказал, что с отцом стало тяжело жить и что они с женой планируют построить свой дом.
— Хорошее дело, — поддержал Протасьев. — Хотите, я продам вам немного земли в своем имении?
— Уж больно бы ладно было! — встрепенулся Голышев. — И бумагу тогда от вас возить не надо будет, мы литографию в новый дом переведем.
Семь лет уже ютились они с Авдотьей Ивановной в маленькой комнатенке рядом с кухней, перестроенной из амбара, и она служила им и спальней, и гостиной, и кабинетом — Ивану Александровичу.
Когда приехали на мстёрскую станцию, долго не могли найти извозчика, был канун Ильина дня, и все извозчики были пьяны.
От станции до слободы Мстёры двенадцать верст. Сперва ехали среди берез. Верст через пять пересекли большую просеку, по которой шла построенная когда-то Аракчеевым дорога на Нижний. Потом потянулись перелески и долинки, чередующиеся с болотами, в низинах с наложенными гатями, проезжая по которым седоки «тряслись всеми суставами и внутренностями».
Поля пестрели колышками с надписями. Потом показалось Татарово и большие черные клубы дыма писчебумажной фабрики Протасьева. До шестисот человек уже работало на ней, считай все Татарово да пол-Мстёры.
Александр Кузьмич, по предложению сына, сразу согласился купить землю у Протасьева. Выделять сына из дела он не собирался, а новый дом был нужен, старый стал тесен и совсем обветшал.
Иван Александрович хотел бы и дело разделить, но, воспитанный в духе полного подчинения отцу, не решался пока и сказать об этом. Он даже землю самостоятельно купить не мог, потому что все доходы от литографии были в руках отца.
Более всего Ивана Александровича радовало то, что дом будет стоять не на мстёрской земле, это укрепляло надежду со временем зажить независимо.
Когда Иван Александрович приехал к Протасьеву в Москву, обосновавшемуся там на зиму, составлять купчую на землю, Протасьев крайне удивился, что Голышев оформляет ее на имя отца.
— Понимаешь ли ты, чем это может обернуться для вас с женой? — внушал он молодому сотоварищу
