Вас, если только возможно и незатруднительно Вашему Превосходительству, не оставьте предложить меня в члены этого Общества, а я со своей стороны по силе и возможности постараюсь быть не номинальным членом и оправдать Ваше обо мне предложение…»
ГЛАВА 3 Делегат первого археологического съезда
Собирайся, дружище, едем на съезд археологов в Москву, — говорил, обнимая приехавшего на очередное заседание статистического комитета Голыше-ва, Константин Нититич Тихонравов.
— Как?
— Так, так, любезный, едешь от статистического комитета, еще я и Артле-бен. Готовься выступать.
— О чем?
— Выбери: об иконописании, офенях… подумай… Там таких людей повидаешь, дружок.
— Да у меня даже костюма приличного для такого случая нет.
— Костюм — наживное дело, время еще есть. Отведу завтра тебя к своему портному, сошьет. Иван Александрович привез во Владимир и жену. Авдотья Ивановна ехала только из-за театра. Заседание статистического комитета было назначено на субботу, а на воскресенье жена Тихонравова Анна Егоровна обещала купить для Голышевых билеты в театр.
Голышеву на этом заседании комитета вручили серебряную медаль «За усердие» для ношения на шее на Аннинской ленте. Потом сам Иван Александрович вручил Тихонравову для музея и библиотеки комитета привезенные книги и литографии. И в заключение Иван Александрович прочитал свою новую статью «Лубочные старинные картинки».
Заседанием было определено: всех благодарить, «в особенности изъявить искреннюю благодарность действительному члену И. А. Голышеву за безвозмездное приношение рисунков его литографии для… «Трудов» статистического комитета — 200 экземпляров», а статью о лубочных картинках, «исполненную большого интереса», опубликовать в 8-м выпуске «Трудов».
16 марта 1869 года в Москве открылся первый в России съезд археологов. Среди ста тридцати его делегатов девяносто было из Москвы и Петербурга, в основном профессиональных ученых, таких, как петербуржцы А. И. Артемьев, А. Ф. Бычков, Н. В. Калачов, москвичи Ф. И. Буслаев, И. Е. Забелин, Д. И. Иловайский, М. П. Погодин, Д. А. Ровинский, было четыре представителя губернских статистических комитетов. Из них трое — владимирцев, «из крестьянского сословия» один Голышев.
Собрался съезд в залах домашнего музея князя Сергея Михайловича Голицына, любезно предоставленного археологам. Заседание шло в главном зале музея, а в двух боковых и библиотеке была развернута выставка. Владимирцы тоже представили на нее «десять предметов старины» из музея статистического комитета, в том числе и дары Голышева. Его находки были и на стеллаже московского археологического общества. Голышев на съезде не отставал от Тихонравова.
— Константин Никитич, — окликнул в перерыве Тихонравова историк Погодин. Они поздоровались дружески. Тихонравов представил ученому Ивана Александровича.
— Слышал, слышал о вас, — пожал руку Голышева Погодин, а потом заговорил с Тихонравовым. — Я книгу закончил о вашем Успенском соборе. Посмотрите, батенька, вы по этой части непревзойденный знаток.
«С чувством особенной любознательности слушал я речи ученых, — вспоминал Голышев, — съезд этот мне представлялся как бы целым рядом лекций для изучающих и вообще занимающихся археологией». Он внимал каждому слову выступающих.
Уваров говорил о массовом истреблении памятников старины:
— Утраты многочисленны, такое разрушение идет быстро, и каждый год уносит с собой некоторые из тех важных памятников старины, которые пополняют пробелы в наших летописях или разъясняют нам все то, что в них недописано и недосказано… еще большая часть из них остается для нас неизвестностью и пропадает совершенно бесследно. Теперь каждый трудолюбивый ученый, снимая рисунок с памятника, описывая его историческое значение для древнего быта России, может думать, тридцать и сорок лет спустя придется спрашивать: где этот памятник? Существует ли он, или он уже совершенно разрушен?
На съезде было «определено» шесть тематических отделений. Каждый делегат волен был выбрать любое. Артлебен, например, как архитектор, сразу остановился на «Древнерусском искусстве — архитектуре». Тихонра-вову хотелось побывать на заседаниях отделения по археологическим раскопкам. Голышев пошел с ним.
Уваров, Филимонов, Иловайский и другие ученые спорили о стилях суздальских и владимирских церквей. Раньше Голышеву казалось, что он вполне разбирается в церковной архитектуре. Теперь он почувствовал, что знания его — ничтожны. Однако заметки его, представленные съезду, были под стать заметкам ученых.
«Некоторыми членами съезда было заявлено, — писал он, — об истреблении, уничтожении и нехранении вообще памятников церковной древности. Я считаю долгом присовокупить по этому важному предмету и мои некоторые сведения. По заявлению члена съезда графа Михаила Владимировича Толстого, им обращено внимание на несохранение древних икон в Троице-Сергиевской лавре. Если уже означенные памятники не сохраняются тщательно здесь, в этом российском святилище, то что сказать о сохранении их в других местностях России, особенно в провинциях и малых местечках уездных городов?.. Грустно бывает смотреть на совершающиеся истребления старины… Холуйские иконники употребляют древние акты на прокладку икон, то есть свертывают или сминают их шариками и прокладывают ими между икон… Мне пришлось быть у одного заводчика иконописного заведения, так у него я увидел пуды рукописей… Но часто бывает, что замечание любителей старины встречается не только без внимания, но еще и подвергается насмешкам. Мне кажется, что было бы весьма полезно членов археологического общества снабдить инструкциями, по которым бы они могли в некоторых случаях останавливать уничтожение памятников древности следующим способом, который был у меня на самом деле». Он рассказал, как спас древние ризы на иконе Владимирской Божьей Матери и в храмовом образе Богоявленского собора. Удалось это благодаря участию самого преосвященного Суздальского и Владимирского Феофана, к которому вынужден был обратиться Иван Александрович. Однако чаще всего он сталкивался с полным невниманием к своим замечаниям. Кто он? Почему его должны слушаться чиновники и священники? Вот если бы московский ученый сделал замечание…
«Члены общества покровительства животных постоянно преследуют жестокое обращение с животными и частенько представляют к мировым судьям, члены же археологического общества не снабжены никакими уполномочиями к сохранению памятников древностей нашего дорогого Отечества. Представляю взгляд мой и мнение на усмотрение археологического съезда».
Академик Погодин выступил на съезде с большим докладом «Судьбы археологии в России». Он поведал всю историю археологии, назвал главных ее исследователей и разобрал их работы. Он тоже много говорил о необходимости защитить старину:
— Должны быть придуманы меры или указаны средства, как сохранить уцелевшее, как отыскать затерянное, как употребить в пользу науки найденное… Одно описание памятников бесплодно: нужно их объяснение, указание их отношений ко всему современному им порядку вещей.
Поэтому, подчеркивал Погодин, археолог должен прекрасно знать историю. Древняя Русь не хотела знать никакой мирской науки, думала только о спасении души, недооценивала свою историю. С Нестеровой летописью, например, Петр I познакомился за границей, переписал ее в Голландии, тогда как в России были лучшие ее списки. Древние документы в монастырях лежали «погруженные в глубокий сон». Теперь, когда к ним появился интерес, хранители испугались ответственности за плохую сохранность этих ценностей и принялись или припрятывать их подальше, или сбывать с рук, а то и вовсе уничтожать. Позднее письменные памятники научились хранить, а вещественные продолжали истреблять беспощадно, образа подправлялись, иконостасы перестраивались, старые окна расширялись.
Погодин отметил, что древности Владимира «нашли трудолюбивых писателей в г. В. И. Доброхотове и К. Н. Тихонравове». И еще раз упомянул Владимир:
