— Издания некоторых статистических комитетов по обилию материалов имеют право на почетный отзыв, например, Владимирского, Ярославского, Нижегородского, Симбирского и Костромского.
Оказалось, что одним из первых провинциальных органов, обративших внимание на местную археологию, были «Владимирские губернские ведомости». Говорили, что владимирские Золотые ворота, памятник семисотлетней давности, «сохранился отлично», вспоминались валы Владимира, и Уваров свое выступление посвятил археологическим находкам на Владимирской земле.
Владимирцы сидели именинниками, их все поздравляли:
— Ну, владимирские, на всех заседаниях вас поминают!
— Диво ли?! Старина там на каждом шагу. Вашими стараниями да сохранена будет!
— Памятники, — продолжал Погодин на следующем заседании, — это не только памятники Петру I и Минину с Пожарским, — это и узкое окошко в церковной стене… линия в резных или лепных украшениях, какая-то дверь, лоскуток заскорузлой кожи… глиняная вещь или медный крестик… старый кирпич, — такие памятники в некоторых случаях более драгоценны, нежели золотое монисто или серебряное ожерелье. Верные понятия об археологии отсутствуют часто в высших лицах, и в архиереях, и в губернаторах… Я сам видел, как в Кириллове монастыре, в святых воротах, заезжий маляр переписывал образ великой княгини Ольги. Из монастырей возами вывозились древние акты. Пергаментными листами заклеивались окна…
Он предлагал читать лекции по археологии в гимназиях, издать общедоступное обозрение предметов русской археологии, историческое описание примечательных городов. Предлагал платить «находчикам» старины вдвое «против вещественной цены металла».
Съезд ставил задачей «сблизить разрозненные пространством ученые силы». Ему это удалось. Голышев много друзей приобрел на этом съезде и будет потом с ними переписываться и встречаться.
На съезд крестьянина пригласили, но к устроенному в конце его «пиршеству» не позвали. Оно было только «для членов — сильных мира сего». Это задело самолюбие Голышева, но все-таки общее впечатление от съезда было прекрасным.
На съезде Голышев познакомился с нижегородским делегатом Александром Серафимовичем Гациским. Возвращались домой вместе. Оказалось, что обоим по тридцать.
— О, я на две недели вас старше, — смеялся Гацис-кий, — радуясь знакомству с молодым коллегой.
Гациский, так же как Голышев, печатал в своих «Губернских ведомостях» статьи по этнографии и археологии.
— Учеными делами можно нажить только котомку за плечами, — шутил он. — Вы в Нижнем бываете?
— Бываем, на ярмарку ездим.
— Так я живу на Студеной улице, в своем доме, номер восемнадцать, прошу пожаловать.
1869 год, начавшись для Голышева с награды серебряной медалью, принес ему еще множество благодарностей и подарков.
Путешествующему по России цесаревичу Александру Голышеву преподнес на Владимирской станции свои сочинения, и теперь, в благодарность за них, наследник прислал Ивану Александровичу золотые часы и древние шейные панагии с крестом. А брат его, великий князь Алексей, «глубоко сочувствуя постоянным и плодотворным трудам» Голышева «по подъему народной педагогики» и за поднесение «весьма редких лубочных старинных картин и брошюр», изъявил благодарность.
В октябре же пришли во Мстёру сразу две медали Голышевым: отцу и сыну — за их деятельность в обществе православного братства.
ГЛАВА 4 Переезд в новый дом
В июле во дворе пусто, да в поле, на грядках густо. Июль — грозник и сено-зарник, макушка лета.
Запахло и во Мстёре свежим, душистым сеном. Возы с крутыми боками сваливали у ворот, и вся семья, от мала до велика принималась укладывать, утрамбовывать сено в сенники, на сушилах.
И летом, в разгар сельскохозяйственных работ, не останавливались в слободе производства. Потому и справляли во Мстёре сенокос наемными рабочими, крестьянами из окрестных деревень. И в огороде в июле — страда. Полют
гряды, собирают ранние овощи. В какой огород ни загляни, с утра раннего белеют женские головные платки, спозаранку сверкают в бороздах голые пятки ребятишек. Да надо еще и в лес с лукошком сбегать. И уж тянет к вечеру из печи сладким запахом черничного пирога. Всю неделю в трудах праведных, спинушку не разогнешь, сто потов под палящим солнцем спустишь, а в субботу похлещешься в баньке березовым веничком, смоешь недельную тяготу и — бодро тело, весел дух. Открываются сундуки с девичьими нарядами. Выбирают девицы, какое платье надеть.
Когда хорошо работается, хорошо и отдыхается. С восьмого июля, с Казанской, начинались во Мстёре традиционные девичьи гулянья вокруг слободы.
В первый день гулянья положено было надевать платья хоть и новые, но — ситцевые, простенькие. Пусть рассмотрят парни девушек сперва в естественной красоте. На второй праздничный день девицы принаряжаются уже в кисейные платья, потом — в шерстяные. А уж дальше — по достатку — в самые лучшие и дорогие, в шелковые и штофные.
Лишь в конце гуляний допускалось это, по достатку, разнообразие. В первые же дни девушки, а туляли они «артелями», договаривались промеж себя, ка) ая во что оденется, чтобы ни одна не моглг обидеть, затмить своим платьем другую. И каждая боялась оказаться наряднее своих подруг.
Не только парни отправлялись посмотреть на девичьи гулянья, но и вся взрослая и старая Мстёра высыпала на улицы, шла за околицу и рассаживалась, кто где, вдоль прогулочной девичьей тропы.
Девушек и не выпускали даже на гулянье одних. Сопровождала их обычно замужняя женщина, родственница одной из девиц. Бывало, такую «соглядательницу» девушки и специально нанимали.
По шесть — десять девиц, в два-три ряда, молодежные компании фланировали вокруг Мстёры. Впереди, чуть поодаль, чтобы не мешать девичьим разговорам, шла «соглядательница». В первом, почетном, ряду, особенно справа, были места девиц познатней да побогаче, а уж следом шли остальные.
— Ой, гляньте, как девицы Киреевы созрели! — восклицали старшие мстеряне. — А Настасья-то Парамонова, словно маков цвет, расцвела.
И ползли молва да пересуды от скамейки к бугорку, на которых расселись зрители, от взгорка к лавочке.
Девичьи гулянья продолжались до самого Успеньева дня — до пятнадцатого августа.
А у Голышевых в августе — традиционный день офеней. До 850 000 картинок в год выпускало уже их заведение. Восемь человек работали в нем 240–250 дней в году. 182 дома, свыше 300 человек раскрашивали печатные картинки, в основном девочки и девушки от 10 до 20 лет. Большинство картинок Голышев рисовал сам: сюжеты из Ветхого и Нового заветов, аллегорическое изображение праздников, молитв.
— Мне Клариньку с собачкой, уж больно умильная парочка, — просил офеня Матвей Корягин, набирая картинок в дорогу.
Хорошенькая девочка с распущенными волосами и большим бантом гладила собачку. Любили крестьяне украшать стены такими головками. Эта картинка шла в паре с «Добрым товарищем»: в узорчатой рамочке — мальчик, похожий на ангелочка, сидел с кошкой.
В этой же серии Голышевы выпускали «Маленькое семейство» — тоже в цветастой рамочке, ребенок и крольчиха с крольчатами. И еще сдвоенная картинка подобного рода: юный наездник с луком на кудрявом коне и «забавный ездок» — отрок, едущий на козе.
Лучше всего расходились картинки религиозного содержания: «Николай Чудотворец», «Иисус поразил антихриста», изображение церкви Христовой в виде корабля, плывущего по морю, где его преследуют еретики, «Великомученица Параскева-пятница», изображения святых угодников. По-прежнему в огромном количестве расходились картинки-портреты царей и императоров, сказки и былины. Эти картинки шли из
