Письма женщин к Пушкину

отношениях знамени­того поэта к этой скромной и малоизвестной писатель­нице. В немногих строках письма, как и в эпизоде личных посещений, чувствуются те традиции высокой культурности, которые Пушкин так стремился насаж­дать в русских литературных нравах.

А. О. Ишимова — А. С. Пушкину

26 января 1837 г. Петербург

Милостивый государь Александр Сергеевич!

Не могу описать вам, сколько я сожалела в пятницу, приехав домой спустя десять минут после вас! И это произошло оттого, что я ожидала вас уже в четыре часа, а не в т р и, как прежде.

Сегодня получила я письмо ваше, и скажу вашими же словами: заранее соглашаюсь на все переводы, какие вы мне предложите, и потому с большим удоволь­ствием получу от вас книгу Barry Cornwall. Только вот что: мне хотелось бы как можно лучше исполнить желание ваше насчет этого перевода, а для этого, я думаю, нам нужно было бы поговорить о нем. Итак, если для вас все равно, в которую сторону направить прогулку вашу завтра, то сделайте одолжение, зайдите ко мне. Кроме добра, какое, вероятно, произойдет от того для перевода моего, — вы этим очень успокоите совесть мою, которая все еще напоминает мне о моей неисправности перед вами в пятницу.

Искренне уважающая вас и готовая к услугам вашим Александра Ишимова.

На обороте: Его Высокородию Милостивому Госу­дарю Александру Сергеевичу Пушкину. У Конюшенного моста, в доме князя Волконского.

А. С. Пушкин — А. О. Ишимовой

27 января 1837 г. Петербург

Милостивая государыня Александра Осиповна. Крайне жалею, что мне невозможно будет сегодня явиться на ваше приглашение. Покамест честь имею перепроводить к вам Barry Cornwall. Вы найдете в конце книги пьесы, отмеченные карандашом, переведите их как умеете — уверяю вас, что переведете как нельзя лучше. Сегодня я нечаянно открыл вашу «Историю в рассказах» и поневоле зачитался. Вот как надобно писать!

С глубочайшим почтением и совершенной преданно­стью честь имею быть, милостивая государыня, вашим покорнейшим слугою. А. Пушкин.

,

ВОСПОМИНАНИЯ

Л. М. Каратыгина-Колосова

МОЕ ЗНАКОМСТВО С А. С. ПУШКИНЫМ[26] 

В 1879 году на страницах «Русской старины» была напечатана эпиграмма, написанная на меня Александром Сергеевичем Пушкиным в лета нашей с ним юности. Стихотворениям подобного рода знаменитый наш поэт не только не придавал никакого значения, но всего чаще, по миновании его безотчетной досады на лиц, не только совершенно безвинно, но поделом им уязвленных, спешил залечить укол своей сатиры каким-нибудь любезным мадригалом или хвалебным дифирамбом...

То же самое было и со стихами, которыми поэт ни за что ни про что ядовито посмеялся надо мною в роли «Эсфири»: его «Послание к П. А. Катенину»[27]:

Кто мне пришлет ее портрет.
Черты волшебницы прекрасной?
Талантов обожатель страстной,
Я прежде был ее поэт.
С досады, может быть, неправой,
Когда одна в дыму кадил
Красавица блистала славой,
Я свистом гимны заглушил.
Погибни, злобы миг единой,
Погибни, лиры ложный звук:
Она виновна, милый друг.
Пред Селименой и Моиной.
Так легкомысленной душой,
О боги, смертный вас поносит;
Но вскоре трепетной рукой
Вам жертвы новые приносит.
5 апреля 1821 г.
должно было изгладить злую эпиграмму из памяти лиц, которым Пушкин читал ее; меня самое она более смешила, нежели огорчала; и теперь, по прошествии стольких лет, я не обратила бы особенного внимания на эту эпиграмму, явившуюся в печати, если бы это появле­ние не было нарушением слова, данного мною Пушки­ну — никогда не вспоминать о ней. На эту строгость в исполнении данного слова мне могут возразить напоми­нанием о давности времени... Но Пушкин — вне законов давности: бессмертный в памяти всей России, он должен оставаться чист и безукоризнен в глазах потомства! Стихи, которых он впоследствии сам сты­дился, не должны входить в собрание его сочинений, как бы мы ни дорожили его памятью... Скажу более: само уважение к памяти Пушкина требует умолчания о тех из его мелких произведений, которым он сам не придавал никакой цены.

[Писано Александрой Михайловной Каратыгиной в конце 1879 г., неза­долго до ее кончины. — Примеч. ред. «Русской старины».]

Как бы то ни было, но эпиграмма на мой третий дебют в роли «Эсфири» (3 января 1819 года) напечатана в весьма распространенном, уважаемом публикою изда­нии; перепечатана во всех наших газетах. Эта огласка вызывает меня припомнить давно минувшее время и на страницах той же уважаемой «Русской старины» передать небольшой рассказ о моем знакомстве с незабвенным А. С. Пушкиным.

Готовясь к дебюту под руководством князя Шаховского (о котором так много любопытных рассказов в «Записках» моего покойного деверя П. А. Каратыгина, напечатанных в «Русской старине») [28], я иногда встречала Пушкина у него в доме. Князь с похвалой отзывался о даровании этого юноши, не особенно красивого собою, резвого, вертлявого; почти мальчика... «Сашу Пушкина» он рекомендовал своим гостям покуда только — как сына Сергея Львовича и Надежды Осиповны; лишь через пять лет для этого «Саши» наступила пора обратной рекомендации, и о родителях его говорили: «Они отец и мать Пушкина»; их озарил отблеск славы гениального сына. Знакомцы князя Шаховского: А. С. Грибоедов, П. А. Катенин, А. А. Жандр ласкали талантливого юношу, но покуда относились к нему как старшие к младшему: он дорожил их мнением и как бы гордился их приязнью. Понятно, что в их кругу Пушкин не занимал первого места и почти не имел голоса. Изредка, к слову о театре и литературе, будущий гений смешил их остро­умною шуткою, экспромтом или справедливым замечани­ем, обличавшим его тонкий эстетический вкус и далеко не юношескую наблюдательность.

Встречаясь у князя Шаховского, мы взаимно не обращали друг на друга особенного внимания; а между тем семейство Пушкиных, жившее тогда в доме рядом с графинею Екатериною Марковною Ивелич (на Фон­