- Вполне предсказуемый ход со стороны господина Людендорфа. Мы с Николай Николаевичем спорили, решиться ли он на это или нет. Теперь видно, что решился. Что же значит, англичанам будет легче защищать Лондон. Передайте полковнику, чтобы держался до подхода подкреплений
и отправьте приказ подполковнику Колычеву о переброске его бронепоезда в Геттинген. Пусть полностью снимает своё прикрытие Эльбы и идет на помощь Третьякову. Там его пушки важнее – полковник бросил цепкий взгляд на карту – и еще вот что. Запросите, пожалуйста, голубчик Нюрнберг. Все ли там, у Самойлова в порядке. Чует моё сердце и оттуда будет пакость.
Покровский в точности исполнил приказ нового начштаба, но в Нюрнберге все было тихо. Причины подобной тишины стали известны только во второй половине дня. Принц Рупрехт так же намеривался исполнить приказ кайзера и нанести удар с юга. Шапошников, правильно определил направление предполагаемого удара врага, но его не последовало. Вернее он был. Войскам был зачитан приказ, и машина наступления завертелась, но была остановлена на самом взлете посредством саботажа. Маленькие невзрачные железнодорожники оказались тем песком, который вывел из строя буксы могучего экспресса под названием рейхсвер.
На всем протяжении пути до Нюрнберга военным эшелонам принца Рупрехта оказывалось неожиданное сопротивление. Железнодорожники переводили составы на запасные пути, угоняли сменные паровозы, разбирали железнодорожные пути под видом ремонта, мешали воинским частям связаться со ставкой фельдмаршала. От этих действий вся железная система, ранее работавшая как швейцарские часы, начала давать сбои, а затем и вовсе встала. Командующий юга гневался, приказывал применить оружие против саботажников, но десятки агитаторов, словно мухи, облеплявшие каждый блокированный эшелон, свели к нулю силу командирского приказа. В итоге к Нюрнбергу смогли пробиться только два с половиной батальона, которые простояли весь день в ожидании приказа, но так и не получили его. В итоге, они подверглись атаке агитаторов и поздно ночью сдались подполковнику Самойлову.
В отличие от юга, под Геттингеном боевая канонада громыхала весь день. Немцы трижды бросались на штурм русских позиций, но каждый раз терпели неудачу. Основные бои разгорелись после полудня, когда немцы во время второго штурма были близки к успеху, но появление подкрепления под командованием подполковника Колычева полностью изменило картину боя. Попав под пушечный огонь бронепоезда, немецкие пехотинцы разом залегли и больше уже не поднимались. Третья атака была откровенно вялой и мало напоминала штурм.
- Борис Михайлович, Геттинген в наших руках! – с радостной вестью ворвался в кабинет Шапошникова Покровский – защитники города прислали телеграмму главковерху Корнилову. «Дорогой Лавр Георгиевич! Надеемся, что отражение немецкого штурма будет для вас самым лучшим лекарством. Геттинген наш».
- Действительно, это будет самым лучшим лекарством для него. Я лично передам это сообщение командующему – произнес Шапошников и осторожно бланк телеграммы на стол – что-нибудь еще Алексей Михайлович?
- Да сообщение из Лондона. Фон Хорн начал штурм города. Идут ожесточенные бои с применением артиллерии. Согласно последним сообщениям англичане упорно сражаются за каждый дом, но отступают под ударами врага – доложил полковник.
- Не думаю, что фон Хорн сможет захватить английскую столицу, уж слишком мало у него для этого сил. Да и наступление Людендорфа с Рупрехтом это последние удары рейхсвера. – Шапошников неторопливо склонился над картой Германии, а затем сдержанно произнес.
- Что же, теперь пришел наш черед наносить ответные удары. Я думаю самым уязвимым из наших противников принц Рупрехт. Пошлите телеграмму Николаи, пусть начинает.
И тот начал. Железнодорожники обеспечили «зеленый свет» экспрессу, доставившего в столицу Баварии утром следующего дня высокопоставленного переговорщика. На переговорах с баварским принцем Николаи держался уверенно, но неизменно выказывал свое уважение к собеседнику.
Итогом двухчасовой беседы за закрытыми дверями стало подписания соглашения, по которому Рупрехт признавал власть переходного правительства Германии над Баварией, а так же отдавал приказ о капитуляции всех подчиненных ему войск.
Склонить к подобному шагу человека, не сумевшего выполнить боевой приказ из-за активного противодействия мирного населения для такого мастера как Николаи, было не очень трудным делом. Тем более, когда в обмен за подпись под актом капитуляции, фельдмаршалу была гарантирована личная неприкосновенность с сохранением всех его наследных владений.
Едва только юг Германии капитулировал, и весть об этом стала лихорадочно разноситься по проводам телеграфа и волнам радио, Николаи покинул Мюнхен и на своем экспрессе уже ехал в противоположную часть страны. Теперь ему предстояло уговорить сложить Людендорфа, а это было, куда сложной задачей.
У фельдмаршала не было огромных родовых поместий или больших банковских счетов, конфискация которых можно было бы принудить Людендорфа подписать акт о капитуляции войск севера. Но не зря Николаи столько лет ел свой хлеб в разведке. От сердца грозного фельдмаршала, героя Германии у него был свой ключик.
Прибыв в Бремен и добившись аудиенции у фельдмаршала, он не стал угрожать Людендорфу силой или взывать к его разуму во имя сохранения людских жизней. Фельдмаршал был абсолютно глух к подобным аргументам. Николаи зашел с другого конца.
- У меня для вас не совсем приятные известия господин фельдмаршал. Своими действиями на фронтах вы стали знаковой фигурой, как для русских, так и для французов и англичан. Согласно моим источникам, в штабе западных союзников зреют намерение по созданию суда над военачальниками рейха, после окончания войны – доверительным тоном сообщил фельдмаршалу Николаи.
- Суд над военными? Я впервые слышу о подобной глупости. Такого в истории войн никогда не было. Военных можно судить только за измену и не за что более!! – гордо вскинув свою голову и метнув, на Николаи гневный взгляд, рыкнул Людендорф.
- Вы меня недослушали господин фельдмаршал – невозмутимо произнес собеседник – судить вас будут не победители, хотя им этого очень хочется. Это неблагодарное дело они намерены переложить на плечи временного правительства, которое не посмеет отказаться, смею вас уверить.
- И каковы пункты обвинения!? – спросил Людендорф с гораздо меньшим напором в голове.
- Разве это так важно? Вспомните историю Франции, в которой республиканцы отправляли на эшафот королевских, а затем имперских генералов без всяких пунктов обвинения. Просто так по определению. Хотя согласно моим сведениям, процесс все же будет. Мы, слава богу, не Франция и на дворе двадцатый век и мне известен один из главных пунктов обвинения. Это преступление против собственного народа – сказал Николаи, пристально рассматривая ордена Людендорфа, которые подобно броне покрывали его грудь.
- Преступление против собственного народа? Что за глупость – вновь гневно рыкнул лучший тевтонский ум.
- Увы, это не глупость – горько молвил иезуит и, помолчав, добавил. – Это совсем не глупость, а тонкая юридическая уловка, под которую подпадают ваши деяния господин фельдмаршал.
- Это, какие еще мои деяния!? Я полностью чист перед германским народом! Слышите вы! – негодующе выкрикнул Людендорф, и ордена громко звякнули ему в тон.
- Не надо кричать господин фельдмаршал, я прекрасно вас слышу. Свое несогласие вы сможете высказать господам из народного трибунала, когда вас будут спрашивать о подавлении недавнего восстания матросов в Бремене. Сколько при этом погибло людей? Тысяча, полторы, две?
- То были изменники и бунтовщики! – с убежденностью в голосе произнес Людендорф.
- Это с вашей точки зрения они бунтовщики, а с точки зрения временного правительства народные герои.
- Вы тоже изменник Николаи! – выкрикнул собеседник.
- Вместо того чтобы обвинять меня, вы бы лучше позаботились о своей судьбе господин фельдмаршал. Принц Рупрехт уже принял правильное решение и, согласившись на капитуляцию, уже получил свою индульгенцию от временного правительства. Если же вам так хочется оказаться на скамье подсудимых, что же не смею вам мешать.
