вполне могу рассчитывать. К тому же, хоть ты и верно подметила внешние проявления моей любимой забавы и одновременно моего проклятия, до сути не докопалась. Оно и к лучшему, разумеется… Лицедей запоминает образы и хранит в неизменности, у меня же все некогда увиденное и прожитое сплетается в единый узор, узлы которого не стоят на месте, то ли неуклюже хромая, то ли танцуя. Вот они столкнулись, снова отскочили, подарили друг другу пару витков, тем самым меняя и свой вид, разбежались в стороны, спеша навстречу товарищам по несчастью…
Я не пускаю кого-то другого жить моей жизнью. Я примеряю чужие жизни на себя, и если находится хоть один совпадающий по начертанию отрезок кружева, сплетенного судьбой, мысли и чувства того, с кем меня свела дорога, перестают быть тайной. Тайной прежде всего для моего собеседника, и этот «дар», пожалуй, потяжелее лицедейского. Хель всего лишь воскрешает воспоминания, но не живет ими. А я проживаю. Жизни. Чужие. ВМЕСТЕ со своей.
– Не знаю. Может быть, ты и права. Но если бы моя способность передавалась от отца к сыну, о ней было бы известно, и таких, как я, без счета бродило бы под лунами!
– Без счета? Вряд ли.
– Сомневаешься?
Женщина взглянула на меня очень серьезно, почти непререкаемо:
– Тебя ведь тоже не радует твой Дар?
– Честно говоря…
– Я пускаю кого-то на свое место, но потом не помню, что делала и говорила. Это больно, и все же когда рана существует только в воображении, к боли можно притерпеться. Но ты-то помнишь все!
– Помню.
– Ты пускаешь в себя чужие жизни по собственному желанию, не получая за это платы?
Она потрясена? Было бы чем. А может, мне действительно начать требовать плату за свои услуги? Помогаю ведь. Правда, еще больше причиняю вреда… Нет, стоит заикнуться о деньгах, сразу выяснится, что я еще должен буду приплачивать. Так не пойдет!
– Не сказал бы, что очень сильно желаю, однако… Запросто могу пройти мимо, это верно. В отличие от тебя.
– И тебе нравится?
– Проходить мимо?
Хель укоризненно качнула головой:
– Жить чужими жизнями.
Позволяю и своему недовольству выглянуть наружу:
– Почему ты так настаиваешь на ответе?
– Я… Мне…
Женщина осекается, мучительно подбирая подходящий ответ. Который мне прекрасно известен, стоило только сделать вдох и задуматься. Одно неосторожное движение, и на чужом сердце может появиться новый шрам, а потому срочно исправляю ошибку:
– Извини. Ты просто хочешь знать, каково это, потому что сама не можешь даже вообразить. Все правильно?
Голубые глаза благодарно светлеют.
– Хорошо, попробую объяснить. Сознание словно делится пополам, и одна его часть по-прежнему остается в полном моем распоряжении, а вторая отдается во власть чужих чувств и переживаний. Правда, нередко бывает так, что невозможно провести границу между этими частями… На каждом вдохе и выдохе я испытываю чужие желания, занимаю ум чужими мыслями, страдаю от невозможности исполнения чужой мечты, а потом полностью возвращаюсь к себе. То есть в себя. Прожив не только свою, но и чью-то еще жизнь. Тебе проще: ты хранишь только обрывки воспоминаний, а мне иногда случается пройти в мыслях весь путь – от рождения и до гибели.
– Целую жизнь… – повторяет Хель. – За несколько вдохов… Сколько же раз ты делился своим временем с другими?
А и верно, сколько?
– Я не вел подсчета. Зачем?
– Но ведь ты тоже теряешь!
Улыбаюсь, широко-широко:
– Давай взглянем с другой стороны. Вместо одной я успеваю проживать много разных жизней, и если сложить все их вместе, получится, что живу почти вечно! Стоит ли горевать?
Женщина вздохнула:
– Ты помнишь, это совсем другое.
– Согласен. Поэтому и спросил, слышала ли ты о «коконе мечты».
– Думаешь, он мог бы мне помочь?
– Люди верят.
– А ты?
Вопрос не в бровь, а в глаз. Да, не особенно верю, но чем фрэлл не шутит? Вдруг у нее получится? А я смогу честно сказать Ксаррону, что использовал его посылку для благого дела, заодно обрету возможность
