Кивнув, Умник отошел.
— Ну вот, сейчас привезут мой цветничок! — ухмыльнулся Север, понимающе глядя в глаза Газавату. — И ты сможешь выбрать себе из него лучшую орхидею. Поверь, там есть потрясающие экземпляры!
— Верю! — ответно ухмыльнулся тот.
И в этот момент заиграла музыка.
…Все это время Мила простояла за занавесочкой, прикрывавшей выход на подиум. Через задний вход кабака ее пропустили легко: охранники-«бомжи» объяснили присоединившимся к ним газаватовцам, кто такая Гюрза. И вот Мила смотрела и слушала. Ее не интересовал смысл разговора мужа с Газаватом. Она вглядывалась в самого Газавата, оценивала его мимику, пластику, тембр голоса, манеру выражаться. И делала для себя выводы. Парень смазлив, отметила Мила, даже красив — нехорошей, порочной красотой. Именно таких бабы обычно обожают до одури. И они, подобные мужики, привыкли к бабьему поклонению. Считают его чем-то само собой разумеющимся. Женщин откровенно презирают. На обычную, настоящую любовь неспособны. Им даже не приходит в голову, что к женщине — этому агрегату для половых отправлений — можно относиться как-то иначе, чем именно как к агрегату. Точнее — специальному домашнему-животному, предназначенному ясно для чего. Корова предназначена для еды, собака — чтобы дом охранять, курица — чтобы яйца нести, баба — для секса. Очень стройная, логичная картина мира, не вызывающая волнений и сомнений. Жесткая психологическая схема. Но именно своей жесткостью она и уязвима. Ведь жесткие конструкции легко рушатся, стоит лишь надломить хотя бы одну опору… Обваливаются под собственной тяжестью.
При всем при этом малый явно умен, продолжала анализировать Мила. Стратег. В своей среде — король, ибо редкий бандит способен с ним равняться. Обычно бандит — это либо мускулы, либо мозги. А здесь — гармоничное сочетание того и другого. Что рост, что стать, что морда Газавата — выше всякой критики. На такого мужика может запасть даже самая опытная, прожженная, в семи кипятках прокипяченная шлюха. А уж шлюхи-то мужиков знают вдоль и поперек! Но Газават — орешек твердый. Наверняка умеет быть и неотразимо галантным, когда надо. А его грубая страстность, явственно проступающая на правильном, чувственном лице, несомненно, заводит женщин куда больше изысканной элегантности иных лощеных столичных красавцев-ловеласов. Короче, провинциальный Дон Жуан вселенского масштаба. Ни одна не устоит. Это Газавату следовало дать кличку Сатир, а вовсе не Северу…
Все ясно, пора работать, решила Мила. Она резко дернула рубильник, запускавший фонограмму. И полилась музыка…
Над подиумом вспыхнул свет.
— Что это значит? — встрепенулся Газават. — Разве телок уже привезли?
— Нет, мне бы доложили… — медленно произнес Север. — Но и шухера быть не может, иначе мы услышали бы пальбу, мои пацаны жестко проинструктированы… А приказов они не нарушают ни при каких заморочках… Стоп! Наверно, это Гюрза! Она грозилась заявиться, познакомиться со знаменитым Газаватом…
— Гюрза? Сестра твоя? — спросил бандит недовольно.
— Ага, она. И эти прибамбасы с музыкой и светом — явно ее штучки… Очень на нее похоже. Гюрза обожает дешевые эффекты и вообще всякие выкрутасы. А я не запрещаю. Одна она у меня родная, сестренка… Да вот и она сама!
Впрочем, Газават уже видел. Он даже подался вперед…
Мила шла по подиуму призывно-эротичной походкой бразильской танцовщицы. Девушка была обворожительна: при всем его сексуальном опыте Газават еще не видел таких красавиц. Весь зал замер: даже хорошо знавшие Гюрзу бойцы-«бомжи» поразевали рты — они тоже впервые наблюдали Милу в подобном обличье. Что же касается газаватовцев, то все они как один напоминали сейчас дебилов — впору было бы крикнуть любому из них: челюсть подбери, дубина!
Мила сошла с подиума и порхнула за стол к Северу и Газавату. Улыбнулась, скользнув смеющимся взглядом по лицам обоих.
— Привет, мальчики!
Север сейчас был больше всего поражен сходством жены с Галиной Куприяновой. «Молодец, Милка, постаралась! — подумал он. — Правда, Галька все равно на порядок менее красива, но все же!» Что касается Газавата, то он попросту был потрясен. Настолько, что даже обратился к Миле на «вы», чего никогда не делал при общении с женщинами.
— Здравствуйте… — пробормотал он. — Вы Гюрза?
— Обращайтесь ко мне так, — кивнула Мила. — Мы с братом давным-давно договорились величать друг друга только кличками, чтобы не путаться. И чтобы менты не узнали наших настоящих имен. Верно я говорю, Сатир?
— Ты всегда все верно говоришь, девочка… — отозвался Север.
Ему было безумно приятно называть Милу ласково — давненько он не мог себе этого позволить.
— А меня зовут Николай, — неожиданно даже для самого себя Газават назвал свое настоящее имя. — В прошлом — Колька-Боец.
— Боец? — Мила пошевелила пальцами в воздухе. — Это еще почему?
— Меня весь город боялся! — ляпнул Газават хвастливо. — Я мог одним ударом кулака проломить башку любому! И сейчас могу!
От обалдения, вызванного красотой Гюрзы, Газават временно скатился на психологический уровень уличной шпаны начала восьмидесятых, представителем каковой он когда-то и являлся. А в той среде было принято хвастаться перед девчонками своими кулачными подвигами. И никому не приходило в голову, что девушку могут совершенно не интересовать рассказы о драках.
— Вот, помнится, схлестнулись мы с соседним кварталом… — начал было вспоминать Газават.
— Ну вас, с вашими потасовками! — решительно перебила его Мила капризным голосом. — Я сама рукопашница, меня Сатир научил, я в драке любому пацану могу фору дать. Столько раз приходилось… Все это чушь, лажа и фуфло. И говорить об этом скучно. Я стихи люблю. Вот вы, Газават, король этого города, наверняка умнейший человек, вы стихи любите?
Бандит одурело молчал. Раньше он ни одной бабе никогда не позволил бы так разговаривать с собой. Тем более — перебивать себя, затыкать себе рот. Но Гюрза почему-то имела право на подобное поведение — Газават это чувствовал. И имела она такое право не только потому, что являлась сестрой Сатира. Сама по себе имела.
Николай перевел удивленный взгляд на Белова. Север чуть насмешливо улыбался.
— Ну ответь, брат Газават, любишь ли ты стихи? — сказал Север. — Гюрза все равно не отстанет. Она на стихах помешана. До того помешана, что и меня заставила полюбить их.
— Стихи… — пробормотал бандит. — Да не читал я их никогда… Не до того было… Других дел хватало, честно…
— Я вам обязательно что-нибудь почитаю! — заявила Мила. — Прямо сегодня, сейчас! Я по вашему лицу вижу — вам должно понравиться! Не может не понравиться! Сатир, посоветуй, с кого начать: с Блока, Гумилева, Есенина? Может, с Лермонтова?
— Гюрза, ты не то время выбрала, — отозвался Север. — Ну какие сейчас стихи? Нам вот-вот девок привезут, они тут будут на подиуме отплясывать, Газавату надо выбрать себе одну… Машина уже вышла.
— Девок?! — сморщила носик Мила. — Фи, какая гадость! Никаких девок, раз я здесь! Девки перед вами заголятся в другой раз! А сегодня вам достаточно меня!
— Но сестра, это бизнес… — попытался возразить Север.
— Плевала я на твой бизнес, братишка! — отрезала Мила. — А уж если вам так охота поглазеть на голую бабу, я станцую свой танец! Свой стриптиз! А другие девки на сегодня отменяются! Коля, не возражаешь?
— Ну… я… — заикнулся Газават.
— Отлично, великий Газават не возражает! — продолжала Мила напористо. — Эй, Умник! — она щелкнула пальцами, подзывая парня к своему столу.
