«Опасный малый! — подумал Газават. — Лучше иметь его другом, чем врагом. Такой может пригодиться. Не даром «бомжи» избрали его своим «папой». Лучшей кандидатуры не найти, даже Корвет перед ним щенок. Может, мне и впрямь жениться на Гюрзе? Ведь царь-девка… И с Сатиром породнюсь. А иметь такого родственника — большое дело… Он один может, наверно, весь город затерроризировать. С ним никакие конкуренты или нечестные партнеры не страшны — любого завалит в шесть секунд».
— Конечно, прятать ствол не по понятиям, — рассуждал между тем Север. — Достал — стреляй. Но раз я сам неправильно тебя понял, значит, сам и виноват. Тогда базар пустой.
— Ладно, замяли, — предложил Газават великодушно. — Ты скажи мне лучше — отдашь за меня сестру?
— Отдам, и без всякого калыма! — объявил Север. — Лучшего зятя мне и желать не приходится. Но вот в чем тут загвоздка… Гюрза — девка с норовом. Она выйдет за тебя замуж, только если сама этого захочет. Неволить я ее не буду. Да и не смогу я ее приневолить, не в моей это власти… Не тот у нее характер.
— Насчет характера я заметил, — согласился Газават. — А как же быть? Зацепила она меня, крепко зацепила… Посоветуй, Сатир, ты хорошо ее знаешь, все-таки брат родной!
— Что я могу сказать? — Север пожал плечами. — Ухаживай. Пацан ты видный, может, и получится что. Вообще-то Гюрза падка на красивых парней, но свободу свою ценит очень высоко.
— Сейчас она придет, давай ее спросим! — предложил Газават азартно. — Что-то она долго…
— Переодевается… — Север неопределенно пошевелил пальцами. — А может, просто отдыхает. Все же сорок минут отплясывала… Но вот-вот явится. Она любопытная — ужас, ей захочется узнать, какое она произвела на тебя впечатление.
…Мила, давно переодевшаяся и теперь стоявшая за занавеской, внимательно слушая разговор мужчин, сочла нужным тотчас выйти на подиум.
— Это вы мне кости моете? — спросила она, приближаясь. — Это я любопытная, да, Сатир? Скотина ты, братишка, как и все мужики…
— Мы не мужики! — взвился Газават. — Мы…
— Ага, воры, знаю, — небрежно отмахнулась Мила. — Только я зону не топтала и слово «мужик» употребляю исключительно в смысле половой принадлежности, и ни в каком ином. Так что увянь, Газават, никто тебя не оскорблял, честное слово.
— Ну, раз так… — Николай действительно успокоился.
— Тут вот какое дело, Гюрза… — начал Север. — Газават тебя сватает. Я не возражаю. Пойдешь за него замуж?
— Замуж? — Мила острым взглядом словно насквозь просветила Николая — тот аж вздрогнул. — Вот так, с бухты-барахты — ни за что на свете! Вдруг он мне характером не подойдет? Или станет ходить налево…
— От тебя?! — возмущенно перебил Север. — Да ни один из твоих любовников, с кем я разговаривал, даже не помышлял гульнуть от тебя налево! Все в один голос твердили — другой такой сладкой бабы просто на свете нет! Я всю жизнь жалею, что ты мне сестра… Была бы хоть двоюродной — никому бы тебя не отдал, сам бы трахал! А родную, к сожалению, не потрахаешь…
— Сатир, извини, но мне кажется, что ты переходишь границы! — вмешался вдруг Газават. При всей его сексуальной расторможенности бандита покоробил этот разговор.
— Да какие границы! — Север сделал вид, что не понял Николая. — Мне ее хахали в один голос твердили — она покруче любых наркотиков!
— Могу себе представить… — пробормотал Газават, вспоминая Милкин танец.
— Не можешь! — заявил Белов. — Не можешь, пока не попробуешь! Я и сам не могу себе представить…
— Да заткнись ты, Сатир! — яростно выкрикнула Мила. — Скотина! Не твое дело, какая я в койке, ясно?! Ясно тебе, свинья?!
— Ясно… — притух Север.
— А вообще он у меня хороший, — сказала Мила Газавату, словно оправдываясь за брата. — Очень меня любит. Он за меня кого хошь убьет. Мне даже иногда его жалко, что он меня так любит. Трахнуть-то не может… И бабу себе нормальную найти не может — психологического контакта не получается. Дерет каких-то блядей… А душой весь на меня нацелен…
— Гляди, Гюрза, я могу и приревновать! — хохотнул Газават.
— А у тебя еще нет права меня ревновать! — тотчас выпустила когти Мила. — Сначала завоюй девушку, получи ее согласие быть твоей, а уж потом — ревнуй!
— Вот так, да?
— Именно так! И никак иначе! — отрезала Мила.
Впрочем, она тут же сменила гнев на милость.
— А ревновать меня к брату глупо, — сказала девушка мягко. — Никогда у нас ничего не было и не будет. Мы не извращенцы. Знаешь, Коля, а у тебя есть шанс завоевать меня… Ты мне сразу понравился. Да и замуж мне пора. Я хочу, чтобы Сатир от меня освободился. Может, тогда и он женится…
— Значит, у меня есть надежда? — спросил Газават насмешливо.
— Есть, есть, — закивала Мила. — Только прежде ты должен полюбить стихи. С человеком, глухим к поэзии, я вообще никакого дела иметь не желаю! Ты мне обещаешь, что полюбишь стихи?
— Постараюсь… — неопределенно хмыкнул Газават.
— Вот и отлично! — заявила Мила. — Завтра в здешний театр приезжают московские актеры с гастролями. Как раз будет вечер поэзии. Я разрешаю тебе пригласить меня на него.
«Боже мой, во что это я ввязался? — думал Газават по дороге домой. — Девка-то совершенно сумасшедшая… Ну и женушка у меня будет, если будет… А хочу я этого? Черт побери, ведь хочу! Еще как хочу! Едва подумаю о ней — в паху сразу сладко ноет… До чего красива! До чего сексуальна! А этот ее танец… Если она и в койке такая, какой кажется, — ой… А характер я ей обломаю со временем», — успокоил себя Газават.
Глава 9
— Ну, как поживает наш друг Коля-Боец? — спросил Север Милу через неделю.
Девушка как раз явилась со свидания с Газаватом — она встречалась с ним теперь каждый день.
— Нормально поживает, — ответила Милка устало. — Николай от меня просто тащится. Первые день-два он еще мог попробовать изнасиловать меня, только тебя боялся. А теперь даже не помышляет об этом. Пылинки с меня сдувает.
— Стихи-то он полюбил? — поинтересовался Север иронично.
— Делает вид, — пожала плечами Мила. — А по-настоящему полюбить стихи он и не способен. У него души нет.
— Как это — души нет?
— Ой, Север, ну что здесь непонятного? — произнесла Мила слегка раздраженно. — Нету у мужика души, и все. Может, когда-то была, а теперь усохла и отвалилась за ненадобностью. Один половой член остался.
— Сиречь, хрен? — усмехнулся Север.
— Ага. Весь Газават — это один сплошной хрен, больше ничего. Ну, может, еще желудок. А душа там близко не валялась. Помнишь, Башлачев писал: «Мы с душою нонче врозь. Пережиток, в обчем, Оторви ее да брось, Ножками потопчем…» Вот наш Колюня оторвал, бросил да потоптал… Ему так удобнее.
— Как же ты его, бездушного, умудряешься охмурять?
— Без проблем. Дергаю за основной инстинкт. Очень ему меня хочется, а силой не возьмешь — опасно. Вот он и ищет подходы… Точнее, искал. Теперь уже ничего не ищет. Теперь ходит за мной, как телок за мамкой, и ловит каждое мое слово.
