добавил, что скандинавские государства, равно как Голландия и Бельгия, принадлежат Германии. Если дело дойдет до войны, то одним из первых шагов Гитлера должен быть захват Швеции. Он не позволит скандинавам оказаться под влиянием Англии или России.
Я заметил, что оккупация обширного полуострова с плохо развитой транспортной сетью потребует от нас очень больших усилий. На это Гитлер ответил, что не собирается оккупировать всю страну, а всего лишь занять порты и экономически важные пункты, прежде всего, рудники. 'Это будет отчаянное, но интересное предприятие, небывалое в масштабах мировой истории. Под прикрытием флота и авиации я осуществлю серию ошеломляющих одноразовых акций. Шведы нигде не смогут дать нам достаточного отпора. Даже если некоторые атаки завершатся неудачей — все равно мы займем и удержим подавляющее большинство плацдармов'. Заметив мое крайнее удивление, он добавил, что для политического обеспечения успеха необходимо образовать в Швеции плотную сеть из наших сторонников и сочувствующих. Потому что, атаковав Скандинавию, мы сможем надолго присоединить ее к Великой Германской Федерации, только если сторонники национал-социализма вынудят правительство присоединиться к нашему союзу. Гитлер считал, что Швеция, несомненно, не решится воевать, как не решилась в 1905-м, когда от нее отделилась Норвегия. 'Со своей стороны, я буду всячески способствовать мирному решению конфликта, я даже сделаю заявление о том, что вовсе не намерен оккупировать Швецию, а всего лишь предлагаю ей союз. Такой союз соответствует природе вещей, и весьма желателен для Швеции, если она не хочет и впредь, из опасения перед Англией и Россией, сохранять этот глупый и самоубийственный нейтралитет. Я скажу, что пришел защитить их и дать всем людям доброй воли истинную свободу действий'.
Следует признать, что в то время я еще не принимал все услышанное всерьез. Но я полагаю, что теперь к этому следует отнестись внимательнее. Ведь в Скандинавии Гитлера интересует не чистая арийская кровь и не нордический миф о героях-викингах. Его интересуют рудники. А господин Блюнк и его шведские друзья бесплатно играют в одном и том же спектакле, истинной подоплеки которого они так никогда и не узнают.
Отряд всемирной пропаганды
Такая же судьба постигла всех зарубежных немцев, участвовавших в различных национальных организациях. В большинстве своем они и понятия не имели о том, для каких дьявольских целей используется их работа. Только много лет спустя выяснится, какое огромное доверие было походя загублено таким циничным злоупотреблением. Все колонии зарубежных немцев были превращены в опытные грядки пропагандистских структур, взращиваемых в темноте, подобно грибам; через эти структуры проходило все что угодно, вплоть до откровенного шпионажа. Эта гигантская машина втягивала в себя каждого немца, находившегося за рубежом, будь он гражданином Германии или любой другой страны. Все организации зарубежных немцев, не заявившие однозначно о своем неприятии национал-социализма, в большей или меньшей степени превращались в органы политического наблюдения и влияния, переходившего всякие границы законности и честности.
Едва ли кто-либо из участников догадывался, во что это может перерасти. Всех занимало только одно: коалиционная борьба за руководящие должности и доходные места. Во всех зарубежных организациях такая борьба продолжалась годами. Все политические направления, старые и новые, наперебой стремились заручиться признанием 'фюрера', понравиться руководящим кругам Рейха. Здесь больше всего ценилась поддержка финансового руководства, обеспечивавшая честолюбцам уважение и признание многих авторитетных лиц. К сожалению, в новом Рейхе для них открывалось множество возможностей. По меньшей мере семь партийных органов занимались использованием немецкой диаспоры в целях пропаганды и сбора информации. Ни один из этих органов не отличался чистотой помыслов, никто и не думал о поддержке и развитии нашей диаспоры. Передними была поставлена задача: вовлечь всех зарубежных немцев в огромную, опутавшую весь мир сеть секретных служб.
Во всех зарубежных немецких общинах возникли 'фракции', взаимная ненависть, борьба. Повсюду царили неразбериха и соперничество, вызывавшие насмешку у сторонних наблюдателей. Такая коалиционная борьба за власть воспринималась как нечто естественное, типичное для немцев; но здесь наблюдатели упускали из виду весьма существенную теневую сторону этих событий.
Даже я и некоторые мои друзья, представлявшие Германию за рубежом, недооценивали опасность игры, затеянной бессовестными партийными лидерами по приказу Гитлера, поставившего на карту честь и достоинство всемирной немецкой диаспоры. Это необходимо подчеркнуть, так как подобная тактика национал-социалистов возбудила во всех странах мира нетерпимость к немецкой диаспоре, и это чревато конфликтами, потери от которых могут оказаться невосполнимыми. Любая нация всегда рассматривает свои национальные общины за рубежом как фактор, сближающий государства и нации. Если мир дойдет до такой степени упадка, что каждый иностранец будет казаться агентом враждебной державы, то нас ждет всеобщее варварство и возврат в эпоху дикости. Поэтому необходимо еще раз заявить, что многие немцы используются национал-социалистическим аппаратом, не желая и не осознавая этого. Ответственность за подобные злодеяния должны нести только Гитлер и еще несколько человек из его окружения, прежде всего Гесс, пронырливый и весьма опасный субъект, прикрывающийся маской порядочного человека.
С Гессом, заместителем фюрера, я несколько раз говорил о судьбе польских немцев. Я много общался с этими людьми и хорошо знал их проблемы. Они неоднократно просили меня разъяснить им некоторые вопросы и поручали мне улаживать отдельные фракционные конфликты. Гесс был чем-то вроде лидера среди тех, кто стремился вовлечь немецкую диаспору в национал-социалистическую борьбу. Я не знал об этом и чистосердечно полагал, что он помогает мне 'продвигать' новых соискателей и уравнивать их положение с положением старых партийных кадров.
В то время мне пришлось принять участие в одном пленуме зарубежных немцев. В речах, произносившихся здесь с трибуны, едва ли было что-то достойное внимания. Но после бесед с новыми делегатами пленума — сотрудниками 'Гитлерюгенда', СС, аппарата Розенберга, прочими партийными кадрами — мне стало ясно, что за игра ведется ими на самом деле. А когда некоторое время спустя я, как сенатор, случайно услышал разъяснения по поводу истинных целей деятельности мюнхенской 'Немецкой Академии', я окончательно понял, какие преступные махинации творятся вокруг зарубежных немцев ради всемирного экспорта национал-социалистической революции.
Вскоре мне представился случай услышать, что говорит по этому поводу сам Гитлер. В начале лета 1934- го в узком кругу партийных лидеров состоялась конференция, куда были приглашены некоторые представители немецкой диаспоры, принадлежавшие к одной умеренной фракции, которая, впрочем, состояла в основном из очень молодых людей, не облеченных еще никакой ответственностью. В конференции приняли участие и представители крупных зарубежных немецких организаций. Один из представителей вышеупомянутой умеренной фракции, давно впавший в немилость 'при дворе', попросил меня принять участие в этой конференции, потому что я много лет занимался проблемами защиты национальных меньшинств и культурной автономии. Он полагал, что я смогу в определенной степени воздействовать на участвующих в конференции 'новых людей'. Но ни о каком воздействии не могло быть и речи. Все то, к чему на протяжении десятилетий были прикованы наши надежды, все, что могло помешать новой войне и установить в Европе долгий и прочный мир, не имело здесь никакого значения. Никто не хотел слышать про соглашения о защите национальных меньшинств, которые могли бы привести к созданию общеевропейской декларации прав национальных меньшинств. С трибуны говорили об экономических вопросах, о финансировании газет, устранении особо нелюбимых членов наблюдательных советов, передаче материальных ценностей — короче говоря, о фракционной борьбе. Затем, на закуску, последовало краткое выступление Гитлера.
