Капитуляция Франции нереальна и призрачна. В течение этих недель драматического развития событий, с тех пор как немцы вторглись в Голландию, мы все ждали ответного наступления союзных войск. Казалось, оно должно последовать, как это было и раньше во времена взлетов и падений полуторатысячелетней истории Франции. Но этого не случилось. В критический момент не оказалось резервов для наступления, не последовало и спешного сплочения сил.
Означает ли это конец Франции как могущественной державы? Оборвалась ли на этом ее история? Как бы то ни было, разве это не равносильно вынесению приговора политической системе, которая уже больше не отвечает требованиям современной действительности?
Долгое время были основания опасаться, что Германия не окажется единственной страной, где средний класс потерпел поражение, а с ним и вся демократическая система, управляемая аристократией. Подобная капитуляция может произойти где угодно, была бы лишь соответствующая ситуация. Единственно важным условием этой проблемы является податливость масс, включая и средний класс. Уже не только фашистские круги придерживаются мнения, что нынешняя форма демократии обречена, но подобные взгляды разделяет и зараженная социализмом молодая интеллигенция. Эти люди считают, что невозможно избежать тенденций к нивелированию личности и, как следствие, — разложения традиционных устоев. Они также полагают, что устаревшие формы демократии несовместимы с нынешним развитием событий по одной простой причине — нет сколь-нибудь прочного приемлемого базиса, на основе которого можно было бы прийти к согласию. Кроме того, уже не соблюдаются нравственные принципы. Единственное, что необходимо сделать в данной ситуации — это предусмотрительно освободить дорогу стремлению к полной коллективизации. В будущем развитие событий должно быть подконтрольно лишь узкому кругу лидеров, поддерживаемых специально подготовленной для этого системой. Управление страной, умело осуществляемое с помощью вооруженных сил, должно преподноситься как волеизъявление самого народа, замаскировавшись средствами массового внушения. Любой другой курс бесплоден и обречен на провал.
Одно очевидно — парламентская форма демократии испытывает стремительно растущие трудности, а государство, не вполне осведомленное о методах функционирования этой демократии, в сущности уже созрело, чтобы исчезнуть вместе с ней. Но означает ли это, что у нас нет способа избежать нового абсолютизма, и народу не остается ничего другого, как увериться в том, что это и есть желанная свобода? Следует ли отсюда вывод, что в будущем невозможно гарантировать свободу, а только безопасность?
Здесь кроется главная опасность для будущего — опасность широкомасштабного распространения революции и концентрации всех революционных тенденций тоталитарного абсолютизма. Для нас мировая революция только начинается.
Универсальный характер революции нигилизма
Прежде всего, революция — явление всемирное. Ее невозможно запереть в Европе. Она является крайним проявлением величайшего революционного процесса, который уже пять столетий определяет судьбу западного мира. Кроме нее нет ничего, за исключением движения вспять, регресса. Не регресса в смысле обратного действия, возврата к средневековью и реставрации старинных династий, но регресса в смысле поочередной смены стоящих у власти партий. Революция нигилизма — радикальная и конечная форма тирании человечества, в силу чего эта революция обретает свое истинное лицо, превращаясь в рабство и зверство.
Вероятно, эволюция подобного рода не могла не состояться, потому что именно такое развитие событий, доведенное до крайностей, способно было вызвать отвращение. Нужна была подобная сверхлогика, дабы продемонстрировать разрушительный характер этого движения, которое в полной мере проявило себя еще во Французской революции; она также должна была показать, что коммунистическая революция, к которой так долго призывали, непременно должна была принять форму большевизма. Есть несколько особых причин, объясняющих почему так случилось, и почему именно в Германии этот эксперимент был доведен до своего крайнего предела. Пройдет ли весь мир стадию революционного нигилизма, или же нам удастся избавить его от этого — вопрос риторический. Чтобы ответить на него, требуется тщательно изучить природу современного мирового кризиса.
Опасность заражения всего мира революцией велика. Ни один уголок мира, ни одна нация несвободны от революционных микробов. Методы лечения болезни зависят от правильно поставленного диагноза, задолго до того, как болезнь начала прогрессировать. Подлинные средства излечения должны быть найдены в огромном наследстве неисчерпаемой цивилизации. Ни чудотворцы, ни маги не предоставят их нам.
Революционная инфекция
Гитлер расчистил себе путь к волевому центру демократии с помощью нескольких простых идей. Он сбил социалистов с пути истинного лозунгом, что эта война капиталистическая, и, следовательно, социалисты не заинтересованы в ней, но их время еще наступит. Он парализовал решительность имущих классов, заявив, что война неминуемо ликвидирует всю частную собственность: если она будет вестись до конца, то неизбежным ее следствием будет именно то, что война должна была предотвратить, то есть наступление коммунизма, олицетворяющего собой всеобщую нищету. Массы возьмут власть в свои руки и в конце концов установят диктатуру. Людей, далеких от политики, Гитлер убедил идеями, единственно их интересующими — 'Для чего война?', 'Наслаждайтесь жизнью!', 'Сила — в радости!', 'Счастье, мир, безопасность!'.
Мир, — говорил он, — может быть обеспечен в одночасье, будь у народа решимость, и если здравый смысл человека с улицы завладеет умами политиков. Гитлер сумел завоевать сердца простых людей, потому что сам был выходцем из народа.
Если кто и обострил обстановку, так это бонзы, лидеры рабочей партии. Повсюду возобладал один и тот же способ извлечения денег из кармана 'маленького человека', что и привело к концу спокойной жизни.
Существует и другой класс, на который рассчитывал Гитлер. Это предприимчивые, беспокойные личности, полные жизненных сил. К ним он обратился с басней о дряхлости европейского порядка, об истощении цивилизации, уже отжившей свой век, об анемии и обветшалости некогда почитаемого христианского общества. Сильный должен повелевать, слабый должен подчиняться. Разве не это говорил Ницше? И разве не это было загадкой всех переломных эпох? Новое время требует новых идей и новых заповедей. Вовсе не язык отличает людей и государства друг от друга, а их расовая принадлежность, предопределяющая их отношение либо к классу господ, либо к классу рабов. Будущее принадлежит новой европейской аристократии, состоящей из сильных безжалостных людей действия, которые наложат свой отпечаток на новую великую Европу.
Еще большей значимостью наделена другая группа, на которую рассчитывает Гитлер. Это прогрессисты, выступающие за рациональное планирование. Может показаться парадоксальным, но, тем не менее, это сущая правда, что Гитлер всю эту группу включил в сферу своего влияния. Представления о Гитлере, как человеке здраво понимающем прогресс, в том смысле, что его нельзя так просто остановить, могут выглядеть странно. Но разве в действительности Гитлер не устраняет все препятствия на своем пути для разумного преобразования Европы или всего мира? Есть ли оправдание этой европейской системе бесчисленных мелких государств, этим нескончаемым препонам, этому искусственному протекционизму? Есть ли какой-то смысл в национальном суверенитете нескольких десятков независимых государств в то время, когда технический прогресс преодолевает все границы? Ведь жизнь наверняка безжалостно предъявит свои требования. И не глупо ли и бесполезно противиться новой эре из-за своих симпатий и антипатий вместо того, чтобы всячески способствовать ей?
В течение полутора столетий все, что по своей природе было планируемым, обустроенным,
