От такого небрежного упоминания имени Рейеса меня всю судорогой свело от ревности. А для меня это нетипично. У меня редко бывают судороги, и в моем понимании такая реакция была спровоцирована этой конкретной женщиной. Вроде «и пусть победит сильнейшая… во флирте». А я всегда думала, что ревности во мне нет ни капельки. Очевидно, когда дело касается Рейеса, во мне ее целые тонны.
Стиснув зубы и сжав кулаки, я задвинула ревность подальше.
- Вы с ним общались в течение последнего месяца?
Она рассмеялась. Вероятно, челядь вроде меня ее развлекает.
- Наверное, вы почти ничего о Рее не знаете, я права?
Рей, значит? Интересно, может быть еще хуже? У меня задергалось веко.
- Почти ничего, - процедила я сквозь стиснутые зубы, а говорить сквозь стиснутые зубы не очень-то легко.
Когда Элейн встала и направилась к двери, Куки сжала мою ладонь. Судя по всему, чтобы напомнить мне, что если я убью эту женщину и похороню ее безжизненное тело под ее же азалиями, то останется свидетель моего преступления. А ведь я даже не знала, что азалии растут в Нью-Мексико.
- Тогда вам стоит пойти со мной. – Элейн открыла ряд смежных дверей, ведущих в помещение, которому можно было дать только одно название – музей Рейеса Фэрроу.
У меня отвисла челюсть: глаза наткнулись на огромный плакат с изображением Рейеса. Один его вид дразнил меня, ласкал горящим взглядом, от которого слабели колени, а сама я забывала, как дышать.
- Так и думала, что вам понравится, - заметила Элейн, когда я, не знаю как, поднялась со стула и бездумно пошла вперед.
Я вплыла в рай имени Рейеса, и весь остальной мир отпал за ненадобностью. Комната была просторной, с освещенными витринами и фотографиями в рамках на стенах.
- Я была первой, - заявила она звенящим от гордости голосом. – Отыскала его еще до того, как был вынесен приговор. Все остальные веб-сайты просто пошли по моим следам. Они знают о нем лишь то, что я позволяю им знать.
Или то, что позволяют ей знать охранники в тюрьме. Нил поведал мне, что за несколько лет они уволили четырех человек, которые продавали этой женщине сведения о Рейесе Фэрроу и его фотографии. Если судить по дому, могу поспорить, Элейн подкупила больше четырех. Большинство фотографий в рамках дублировали те, что мы видели на сайте: Рейеса снимали, когда он не смотрел в камеру. Мне стало интересно, сколько же она заплатила охранникам, чтобы те решились рискнуть работой. А зная Рейеса – еще и жизнью.
Была даже парочка зернистых снимков его в душе. Впрочем, их качество не мешало заметить, какой он обалденный. Я не удержалась и встала поближе, чтобы рассмотреть изгиб стальных ягодиц, гладкие линии мышц.
- Эти фотографии – одни из моих любимых.
От голоса Элейн я подпрыгнула, но все равно продолжала просчитывать в уме, сойдет ли мне с рук проникновение со взломом, если я вернусь сюда позже, чтобы украсть эти фотки.
В витринах находились различные предметы, которые, вероятно, принадлежали Рейесу. Тюремные формы, расческа, старые часы, несколько книг и пара открыток, которые, видимо, он от кого-то получил. Я присмотрелась. Ни на одной открытке не было обратного адреса. Наклонившись ближе к одной из витрин, я заметила несколько рукописных страниц. Почерк витиеватый и плавный. Зуб даю, писал Рейес.
- У него великолепный почерк, - проговорила Элейн с намеком на самодовольство. Похоже, она упивалась тем, что обскакала меня. – Мы до сих пор пытаемся выяснить, кто такой Датч.
Я застыла. Она только что сказала Датч? Придя в себя через несколько долгих секунд, я выпрямилась и устремила на нее свой лучший беззаботный взгляд. Повезло, что Куки стояла в нескольких шагах позади Элейн, и та не видела округлившихся, как блюдца, глаз.
- Датч? – переспросила я.
- Да. – Элейн прошла вперед и указала на страницу. – Сами посмотрите.
Я снова согнулась над витриной и прочла: «Датч». Каждое слово в каждой строчке – Датч. Снова и снова. То, что было похоже на письмо, на самом деле оказалось многократно написанным моим именем. Последняя страница отличалась от остальных. Это был рисунок. Из слов. То есть из одного слова, снова и снова. Датч. Сердце перегоняло само себя, будто я была на финишной прямой.
- Вам известно, как давно это написано? – спросила я, сделав несколько глубоких вдохов.
- Разумеется. Несколько лет назад. Рей перестал писать, как только узнал, что охранник крадет эти страницы для меня.
В конце витрины была фотография. Наверное, самая потрясающая из всех. Черно-белый снимок Рейеса. Он сидит на койке в камере, рука небрежно лежит на согнутом колене. Голова откинута назад, к стене, глаза закрыты. На лице – полнейшая безнадежность.
У меня сдавило грудь. Я понимала, почему он не хочет возвращаться в тюрьму, но все равно не могла позволить ему умереть. Тем более после того, что сказала Незабудка. И Пари.
Здесь, в музее, мне было не по себе. Я-то думала, Рейес целиком мой, мой маленький секрет, который я буду хранить, пока смерть не разлучит нас, а все это время у него были толпы тоскующих по нему женщин. Не то чтобы я их в чем-то обвиняла, но жало все равно жалит больно.
Куки стояла неподвижно, явно раздумывая, что я буду делать.
- Значит, вы не в курсе, кто такой Датч? – поинтересовалась я, пытаясь выудить больше информации.
- Один из охранников пытался для меня это выяснить. Я предложила ему внушительную сумму, но к тому времени Рейес узнал обо мне, и охранника уволили. А вы знали, что Рейес очень умен? У него две ученые степени. Он получил их, находясь в тюрьме.
- Правда? Удивительно, - отозвалась я, прикидываясь, что впервые слышу. Если она поймет, что я знаю о Рейесе больше, чем делаю вид, то наверняка превратится в питбуля, чтобы выяснить все, что мне известно. Или предложит кучу денег, от которых я вряд ли смогу отказаться. Особенно теперь, когда Рейес делает все, черт бы его побрал, чтобы довести меня до белого каления. – Наверняка вы не можете дать мне имя вашего нынешнего осведомителя?
- О нет. Это было бы нарушением конфиденциальности. К тому же мне уже вынесли предупреждение – я должна прекратить вторгаться в личную жизнь Рейеса. Иначе рискую подвести своего осведомителя под увольнение, а себя – под арест.
Неужели она совсем не понимает, чем занимаются частные детективы?
- Почему вы спросили, много ли мне известно о Рейесе?
Элейн хихикнула, позабыв о том, что в глубине души я мечтаю о ее смерти.
- Рейес ни с кем не видится. Никогда. Можете мне поверить – все эти годы десятки женщин пытались добиться встречи с ним. Он получает больше писем, чем президент. Но никогда их не читает. – Моя душенька тут же возрадовалась, а Элейн продолжала: - Все это есть на сайте. Я пытаюсь предупредить новичков, приходящих на сайт, что он не станет с ними встречаться и не прочтет их писем. Но каждая поклонница считает, что именно она станет той единственной, кого он полюбит. Полагаю, они должны попробовать. Винить их определенно не за что. Но из всех женщин, что пытались с ним встретиться, он виделся только со мной.
Я чувствовала ложь всем нутром. Элейн никогда в жизни не видела Рейеса собственными глазами. И от этого моя душенька тоже была счастлива.
- А как вы узнали о Рейесе? – спросила она. Видимо, подозрения наконец-то закрались к ней в голову.
- Я расследую дело, в котором всплыло его имя.
- Неужели? В связи с чем?
Оторвав взгляд от Рейеса, я повернулась к ней:
- Я не могу говорить о деле, но должна задать вам несколько вопросов.
- Вопросов?
- Да. Например, знаете ли вы, где он сейчас?
Она снисходительно улыбнулась.
- Разумеется. В медицинском учреждении для хронических больных в Санта-Фе.
