На остальные роли он взял артистов из Киева и Москвы, причем малоизвестных. Единственным исключением был Владимир Конкин, который после триумфальной роли Павла Корчагина в телевизионной версии 1973 года стал одним из самых снимаемых молодых актеров отечественного кино (за эту роль он был удостоен премии Ленинского комсомола). Ему досталась вторая главная роль в фильме – лейтенант Игорь Суслин, который почти весь фильм выступает главным антагонистом ефрейтора Святкина.
И вновь с точки зрения астрологии выбор актера на роль антагониста нашего героя оказался удачен. Здесь повторилась та же история, что и в предыдущем фильме – «В бой идут одни «старики», причем она повторилась зеркально. Помните, там на роль Кузнечика был приглашен актер, рожденный в год Кота – векторного «слуги» Дракона. И в «Аты-баты…» вышло то же самое: Конкин родился 19 августа 1951 года (Лев-Кот). Так что звезды на небе и здесь постарались.
Более того: на роль возлюбленной лейтенанта Суслина – Кимы – была приглашена актриса столичного «Ленкома» Елена Шанина, которая тоже родилась в год Дракона – 24 декабря 1952 года, Козерог-Дракон. И еще: их взрослую дочь Анну Суслину сыграла Евгения Уралова – еще один человек года Дракона (19 июня 1940 года, Близнецы- Дракон).
В середине января 1976 года съемочная группа приехала в Загорск, где в скором времени должны были начаться натурные съемки фильма. Однако из-за задержки со стороны Министерства обороны, которое не смогло вовремя выделить необходимые войска, съемки пришлось перенести – сдвинуть на целую неделю. Они начались в конце января. А 9 февраля Быков отправился в Госкино СССР, чтобы утвердить там актерские пробы. Просмотр состоялся в присутствии зампреда Госкино Бориса Павленка и главного редактора сценарно-редакционной коллегии Даля Орлова. Все актеры были утверждены.
Съемки фильма начались с одного из самых тяжелых эпизодов: марш-броска роты Суслина. Сделано это было не случайно – Быков хотел, чтобы с первых же дней актеры погрузились в материал, на собственной шкуре познали, что такое воевать в лютую стужу. А морозы в те дни в Подмосковье действительно стояли суровые – в иные дни ртутный столбик термометра зашкаливал за 30-градусную отметку. Из-за этих морозов на съемочной площадке то и дело глохла техника, заболевали люди. Однако ни одной жалобы от кого бы то ни было не поступало, поскольку каждый из участников съемок понимал, какое кино снимается. К тому же сам постановщик фильма Леонид Быков личным примером заражал весь коллектив, тянул лямку вместе со всеми.
Весь февраль съемки велись на пределе возможного. Были отсняты объекты: «поле у обелиска» (дети погибших бойцов приходят к могиле своих отцов), «улицы города», «строевой смотр», «дороги войны». За месяц было отснято более полутора километров цветной кинопленки, но готовый материал долго не могли проявить – на студии Довженко не было лишней техники. А когда очередь до «Аты-баты…» наконец-то дошла, выяснилось ужасное – многое из отснятого оказалось браком. Причем произошло это по вине самой студии – когда группу отправляли в экспедицию, то забыли поменять рамку с обычного кадра на широкоэкранный. В итоге перед группой встала проблема: как переснять испорченное, если те же войска удалось выбить на ограниченное время с большим боем? Однако как ни крутили, но иного выхода, как вновь идти на поклон к министру обороны Андрею Гречко, придумать не сумели. Ходоком опять стал Леонид Быков.
Отметим, что Гречко был человеком года… Кота (1903), то есть векторным «слугой» нашего героя. Значит, между ними вполне мог произойти конфликт. Он и произошел.
Едва режиссер переступил порог министерского кабинета, как на него обрушился поток смачного российского мата. «Что явился, мать-перемать! Министерство обороны для тебя лакеи, что ли? Да я вас всех в…у и высушу…» Быков стоял потрясенный, вытянув руки по швам, как будто солдат-первогодок. Да и как не встать, когда в тебя бросает громы-молнии член Политбюро, да еще маршал Советского Союза! К тому же хозяин кабинета был прав: измотанные февральскими съемками солдаты имели право на заслуженный отдых, и не их вина была в том, что у киношников отказала проявочная техника.
Между тем Гречко малость успокоился и, устало опустившись в кресло, спросил: «Что, так и будешь молчать?» Гость наконец поборол свою робость и как можно деликатнее изложил суть проблемы. При этом тактика им была избрана беспроигрышная: Быков напирал на то, что снимается фильм о войне, о героизме советских солдат и преемственности поколений. А Гречко сам был фронтовиком, и эта тема для него была святая. Вот почему уже спустя несколько минут его гнев сменился на милость, и он по громкой связи вызвал к себе своего помощника. Когда тот застыл в дверях, министр коротко приказал: «Разберись с этими горе-киношниками. О проделанном доложи». В итоге «добро» на продление сроков военной экспедиции было получено и съемки под Загорском продолжились. Правда, разнос, устроенный Быкову министром, очень скоро аукнется режиссеру серьезными проблемами со здоровьем, но об этом речь впереди.
В середине марта снимали кульминацию фильма – последний бой роты Суслина. К тому моменту морозы уже отступили, но легче от этого не стало: съемки велись от рассвета до заката со множеством дублей. Затем были отсняты объекты: «проселочная дорога», «у хаты Вари», «станция», «железнодорожный тупик».
7 апреля съемки под Загорском были благополучно завершены, но буквально на следующий день Быкова свалил инфаркт. Быкова определили в одну из столичных клиник. Видимо, чувствовал он себя там весьма неважно, если вдруг надумал написать… завещание (и это в свой «именной» год Дракона!). Причем адресовал его не жене и детям, а своим друзьям – своему астрологическому «родственнику» режиссеру Николаю Мащенко (12 января 1929 года, Козерог-Дракон) и актеру Ивану Миколайчуку (15 июня 1941 года, Близнецы-Змея – круглая гармония со Стрельцом-Драконом). Привожу текст полностью:
«Дорогой Иван! Дорогой Николай!
Обращаюсь к вам с просьбой тяжелой и не очень благодарной.
1. Никогда и никому не поверьте, что я «наложил на себя руки». Просто, если это случится, знайте, что я износился.
2. Самое главное. Моя боль, моя совесть, моя вина – Лесь (19-летний сын Быкова. –
3. А теперь более «второстепенно-юмористические» просьбы-зарисовки.
Вы знаете, что и «рубля не накопили кинострочки», поэтому пусть кто-то «соображающий» поможет продать машину, так как пенсии за отца детям не будет (я узнавал), а Тома моя (жена. –
4. А теперь о совсем смешном. Похороны – канительное дело…
1) Как можно быстрее вынести из дома, чтобы не мучить моих.
2) Добиться, чтобы разрешили Лесику прийти в этот день (если, конечно, врачи разрешат, чтобы это его не сломало окончательно).
3) Никаких оркестров.
4) Никаких студий, Дома кино (союз) – боже сохрани. Из дома – прямо туда, куда положено. Это мой крик, мольба. Без цирка, называемого почестями.
5) Никаких надгробных речей, а то я встану и уйду: получится конфуз.
Только кто-то из вас один, кому захочется, скажет одно слово: «Прощай».
Это чтобы как-то поставить точку, а то нас «не поймут».
После этого «дерболызните» кто сколько сможет, но – умоляю – не дома. Это, конечно, кощунство и нарушение народной традиции, но очень прошу не для меня, так как мне будет все это до фонаря, а для Томы и детей.
6) Пусть ребята споют «Журавли», «Сережку с Малой Бронной…», «Бери шинель» и «Этот День Победы». И все. Они не откажут.
А потом пусть 2-я эскадрилья «врежет» «Смуглянку» от начала и до конца…
Очень жалею, что ничего не успел сделать путного. Вы заметили, что режиссер я не по диплому, а по призванию? Даже свои похороны режиссирую?! Во дает!
Спасибо и пока!»
