ситуациях. Он расслабился на пыльных камнях, отдыхая от суеты, разглядывая ботинки рядом со своим лицом, затем, когда его перевернули, увидел небо и облака. Еще он увидел молодого человека, заботливо склонившегося над ним, обшаривающего карманы его куртки. Молодой человек был тем самым образцовым мусульманином, самозабвенно молящимся рядом с отелем…
'Индиана!' - визжала Лилиан; 'Доктор Джонс!' - сходил с ума Клопик; и тогда упавший человек вяло повернул голову. Мисс Кэмден и мистера Лопсанга нигде не было, зато в поле зрения профессора попала Азиза. Тренированная супруга господина Бирета как раз утянула одного из наглецов на землю, уперевшись изящной ножкой тому в живот, и совершила задний кувырок. Бросок через голову, - автоматически прокомментировал профессор. Чисто исполнено. С переходом на удушающий - то есть захват ногами шеи соперника. Второй из наглецов, напавших на лейтенанта ВВС, слабо шевелился, вытирал халатом землю - очевидно, тоже прилег отдохнуть. Искусно вышитый павлин навсегда потерял свою красоту. Секта езидов, - подумал профессор. Символ - павлин. Курды… Молодой террорист, забывший Аллаха вместе с ковриком, сиротливо лежавшим на противоположной стороне улицы, уже закончил исследовать куртку профессора и решил проверить, не найдется ли чего под курткой. Тогда профессор его и ударил. Ногой в пах - просто, без лишнего эстетства. Этого вполне хватает, если точно.
Профессор был точен.
- Лили! - крикнул он, мучительно поднимаясь.
Нет ответа. Равно как и Лилиан.
- Азиза! - крикнул он. - Где Лилиан?
Та была занята. Впрочем, как выяснилось, удушающий прием был лишним эстетством, потому что возник второй молодой человек - тот, который молился на коврике позади отеля. Возник у девушки со спины, опять подло. Ударил дубинкой - с размаху, с оттяжкой. В голову. И доблестный боец американской разведки, коротко пискнув, рухнул на поверженных врагов, будто рассыпался по частям.
Нападавший, не задерживаясь, побежал дальше.
- Стой! - страшно зашипел доктор Джонс. - Куда!
Он отпихнул парня, который корчился рядом, и побежал следом. Его ноги выписывали странные зигзаги. Ужасно раздражали люди. Мирные пестроцветные турки метались по узким улицам и протяжно голосили: 'Курды! Курды!' Была паника. Сгустки чужих воплей лезли в уши и в рот, мешали слушать, дышать и кричать. Мелькали ботинки убегающего террориста - только их видел профессор, только за ними следил. 'Индиана! - раздались далекие звуки. Доктор Джонс!' Охотничья радость мгновенно вскипятила кровь. В несколько яростных прыжков он догнал убегавшего и выключил его из жизни - парень даже оглянуться не успел. Звонко покатилась дубинка по булыжникам. Профессор оторвался от костлявого тела врага и осмотрелся.
Осмотрелся и тут же увидел…
Мужчины в павлиньих халатах закатывали связанную Лилиан в роскошный персидский ковер, и делали это, прямо скажем, несколько небрежно. Рядом лежал другой ковер, уже скатанный. Клопика, очевидно, упаковали, поскольку его видно не было. Похитители предусмотрели и грузовой фургон, скучающий с включенным двигателем. Зарычав, доктор Джонс возобновил кросс по пересеченной местности, раскидывая уличных торговцев, носильщиков, чистильщиков обуви, разносчиков кофе, чая, воды, сметая все, что путалось у него под ногами.
Кто-то очень хотел, чтобы он опоздал. Кто-то бородатый, ухмыляющийся, огромный. От которого пестрая толпа бросилась в рассыпную, как тараканы от зажженной спички. Который весело сбросил халат на землю, свободно поиграл мышцами - каждая размером с кегельный шар, - и снял с пояса гигантскую саблю дамасской работы. Именно этот породистый атлет преградил дорогу Индиане Джонсу. И тому пришлось притормозить, потому что клинок порхал в умелых руках веселого бородача, как невесомый лепесток тюльпана, потому что бешеный азарт горел в глазах воина. Впрочем, притормозил профессор только на миг - чтобы вытащить из-под куртки старый добрый кольт.
Он был слишком раздражен, не склонен к пустым забавам, он просто застрелил назойливого террориста.
От толпы не осталось уже ничего. И ковров уже не было - их успели погрузить в фургон. 'Лилиан!' - застонал профессор. Нет ответа. Грузовик рванулся, разворачиваясь в тесном пространстве, и помчался навстречу Индиане. Водитель был вовсе не азиат, а европеец. Белобрысый веснушчатый мужчина почти упирался лицом в лобовое стекло, вцепившись белыми ручонками в рулевое колесо, он нечленораздельно орал, щедро разинув рот. Трилистник фирмы 'Даймлер-Бенц' на капоте грузовика приближался, стремительно набирая скорость. И мишень, и мушка одновременно. Профессор стрелял в эту мишень, пока барабан револьвера не провернулся вхолостую. Какая-то из пуль нашла нужную траекторию. Прежде, чем остановиться, автомобиль своротил глиняную будку, в которой уличный писец помогал составлять прошения неграмотным гражданам Турции. Сейчас будка была пуста - очевидно, у писца неожиданно появились другие важные дела.
- Мутти… - сказал водитель, глядя на Индиану потухшими глазами. Доннер веттер… #168;
Немец!
Индиана подбежал к машине со стороны кабины, и еще задержался на некоторое время, перейдя на немецкий язык: 'Тебя кто послал, свинья! Отвечай, свинья!' Водитель молчал по объективной причине, Индиана не сразу это понял. Только прекратив допрос трупа, он двинулся дальше. И опять опоздал. Фургон был пуст - ковры исчезли вместе с похитителями. Террористы превратились в носильщиков, догадался Индиана, лихорадочно озираясь. Куда? Куда они потащили Лилиан?
Он побежал вдоль глухой стены без окон. Очень вовремя: машина сзади взорвалась, лопнула сгустками бензинового огня. Куда? - метался профессор.
Конечно, вон туда, через неприметный поперечный проход!
Там была площадь. Настоящий Стамбул, дикий. Центр здешнего мира. Бублики, жареные каштаны, шашлыки. Инжир, финики, рыба, халва. Маслины, миндаль, фисташки, фрукты, снова рыба… 'Шарап, шарап!' - тащили профессора под тент. - 'Бешбармак, бешбармак!' #168; - тащили под другой тент. 'Стричься, стричься!' настойчиво хватал за руки уличный цирюльник. На площади было все, кроме Лилиан. Профессор пронзил пространство насквозь - по ногам, по товарам, по споткнувшимся телам, - и оказался в кварталах ремесленников…
В общем, прогулка по осеннему Стамбулу закончилась печально. В кварталах ремесленников нашлась целая улочка, где выстроились готовые для вывоза восточные ковры, точно такие же, как и те, в которых унесли Лилиан и мальчика. Археолог устроил здесь безобразную сцену, раскидал все, до чего смог дотянуться, размахивая револьвером и кнутом, грязно ругаясь и взывая к небесной справедливости. Испортил людям месячную работу. А друзей так и не нашел.
Он остался один. Он всю жизнь бродил в одиночестве по дорогам планеты и, как видно, не суждено ему было изменить эту ситуацию. Он вспомнил глаза Лилиан, в которые смотрелся всего лишь полчаса назад, и тогда, чтобы не заплакать, откинул барабан кольта и принялся перезаряжать оружие - прямо на улице.
5. КОНЕЦ ПЕРЕДЫШКИ
- Значит, они вас не тронули?
- Странно все это. Такое впечатление, что я им был не нужен, только Лилиан.
- И Клопик.
- Да, и мальчик.
- Вы когда возвращались сюда, ко мне, не заметили, следил ли кто-нибудь за вами?
- Я не 'возвращался', майор, а 'мчался', не чувствуя ног. По сторонам, знаете ли, не смотрел. Я, знаете
