Вдруг позади них послышался мощный удар. Немецкая артиллерия начала артподготовку. Ее залпы накрыли холмы сплошной завесой огня, пыли, грязи и дыма. Это было начало пролога к операции «Цитадель». Блондин взглянул на часы: почти три часа пополудни!
— Вставай, Цыпленок! — Эрнст махнул Блондину рукой. Тот тупо кивнул, надел каску, в сотый раз проверил, как сидит ремень и штурмовое снаряжение, взял и, по-охотничьи, повесил на плечо СВТ — русскую снайперскую винтовку. И все же он снова оглянулся. Гудели штурмовые орудия, справа «Тигры» давили мелколесье, их люки были открыты, в башнях стояли командиры. Когда Блондин наконец глянул вперед, то Эрнст был уже далеко. Унтершарфюрер из 3-го взвода напустился на Блондина:
— Что вы копаетесь, солдат? Подтянитесь, ваше отделение уже в Курске!
Блондин побежал. И тут без предупредительного свиста с сухим грохотом разорвался снаряд. Блондин упал рядом с шарфюрером. Тот улыбнулся:
— Чуть не попал! Иван проснулся!
«Глупый болтун!» — подумал Блондин, сдвигая на затылок упавшую ему почти на нос каску. Он выругался, вскочил и побежал вперед. Эрнст махал рукой. Между наступавшими солдатами взлетали фонтаны грязи, поднимались грибами облака черного дыма. В непрерывном грохоте отдельные разрывы уже нельзя было различить. Блондин занял место в цепи рядом с Эрнстом и попытался отдышаться. Они залегли в неглубокой канаве. Эрнст скорчил гримасу:
— Ну, как? Желудок по-прежнему тянет?
Блондин взглянул на него — нет, только сильный стук в груди. Он улыбнулся и отрицательно покрутил головой.
— Артиллерия перенесла свой огонь дальше. Слышишь? А наши уже должны быть у ивана!
Сквозь грохот артиллерийской канонады и разрывов с большим трудом едва можно было различить треск автоматных очередей. Русский заградительный огонь слабел, падал так, как падают последние капли грозового дождя. Они поднялись и в полный рост побежали дальше.
Мимо проезжало штурмовое орудие. Его командир махнул рукой и крикнул:
— Вас не подтолкнуть?
Камбала остановился и огрызнулся:
— Хвастун! А воздуха из шланга тебе не дать?
Обратно шли раненые. Один тащил на закорках длинного обершарфюрера. Блондин узнал в нем сапера с щетинистой бородой, встретившегося им утром. Голова его устало болталась. Длинные ноги качались в ритме шагов несущего. Повязка на голени была грязно-бурой от просочившейся крови.
— Огоньку не найдется? — спросил сапер-штурман у Блондина. Рукав его маскировочной куртки был разрезан. На руку и предплечье была наложена толстая бесформенная повязка.
— Обершарфюреру сильно досталось?
— Нет. Ты его знаешь?
— И да, и нет. Он хотел утром получить пропитание, а наш командир отделения разговаривал с ним о расчистке минных полей, которую он проводил прошлой ночью.
— А, так это были вы? Я там тоже был. — Сапер улыбнулся: — Ему повезло. Чистое ранение навылет. Пара недель в лазарете, а потом отпуск на родину.
— А ты?
И снова замороженная улыбка и усталые старые глаза.
— Трех пальцев — как не бывало. Для меня война закончена.
— А что там впереди?
— Холмы — наши, но за ними все только начинается! Нас сильно покосило. И часу не прошло, как от нашего отряда остался только номер подразделения.
— И что, за ними, ты говоришь, все только начинается?
— Да. Позиции ты сможешь увидеть только с холмов, поэтому нам необходимо было их взять, чтобы авиационные наблюдатели знали, где завтра устраивать большой фейерверк. Так что и вам работы достанется.
— Дерьмо!
— Можно сказать и так. Может быть, повезет выбраться, как и мне. Ну, счастливо, приятель!
«Может быть, повезет выбраться, как и мне». Ну и нервы у него. Нет трех пальцев, а говорит о счастье. Война закончилась за три пальца. Блондин подтянул верхнюю губу к носу и потопал дальше. Перед первым валом лежали мертвые. Он пошел медленнее. К горлу подступила тошнота. Он сплюнул. Это были свои мертвые.
Русские позиции представляли собой кучи земли, лабиринт ходов сообщений, пулеметных точек, блиндажей и позиций противотанковых пушек. Все это было перепахано бомбами и снарядами. Воронка была на воронке. И повсюду — убитые. Русские — группами и отдельные убитые в маскировочных куртках. Ландшафт выглядел как покрытый перекопанный ящик с песком, в котором играют оловянными солдатиками, пока кому-то одному не надоело и он не повалил всех одним махом.
— Да, тут было дело, мой дорогой! — Эрнст показал на позицию противотанковых пушек. Неглубоко окопанные противотанковые пушки были разорваны на куски, разбиты и опрокинуты. Одно орудие было воткнуто стволом в окоп. Два других торчали стволами вверх, как сломанные уличные фонари. Расчеты были разорваны в клочья и представляли собой бесформенные куски мяса.
Один блиндаж провалился так, как будто посередине перекрытие было разрублено гигантским топором, и одна из половин была вывернута наружу мощным вихрем. Русские даже не смогли из него выбежать, хотя оставался свободным второй выход вроде лисьей норы. Это была братская могила!
— Они даже не смогли ни разу выстрелить!
— Эти — нет, но вон там!
Мастерски замаскированная пулеметная точка для стрельбы в трех направлениях. Два пулемета еще оставались целыми. Воронки окружали пулеметный окоп по кругу. В ходу сообщения один за другим лежали длинным рядом убитые немцы. Первый — перед самым пулеметным гнездом.
— Попали под пулемет. Потом под второй, когда побежали назад — под третий.
В следующем окопе русские и немцы лежали рядом и друг на друге. Среди них был унтерштурмфюрер с вытянутой вверх рукой. Кисть руки была срезана словно бритвой. Другая рука была скрыта повернутым на бок телом. Одна нога была поднята вверх, словно для прыжка. Каски на голове у него не было. Верх черепа был снесен. Блондин холодно рассуждал: «Он хотел бросить гранату. Получил пулю в голову. Взрыва ручной гранаты в руке он уже не почувствовал». Блондин поднял голову. «Странно, что-то не так, что-то изменилось…» И вдруг улыбнулся с облегчением: «Артиллерия! Ни воя, ни грохота. Стало тихо, мирно, почти празднично тихо!»
В яме сидели Ханс и другие. Длинный что-то объяснял. Эрнст сидел в нескольких метрах рядом на лафете противотанковой пушки и намазывал бутерброд. Блондин подсел к нему.
— Что там рассказывает Ханс?
— Послушай, тогда узнаешь.
Блондин взял у Эрнста порезанный пополам и сложенный бутерброд и осмотрел яму. Она начиналась на поверхности почвы и накосую углублялась в землю, заканчиваясь укрепленной вертикальной стеной. В дне глубоко отпечатались следы гусениц. Его взгляд проследил следы. Менее чем в пятидесяти метрах стоял Т-34.
Это — танковый окоп. Просто со скошенным дном, чтобы танк мог свободно в него въезжать и выезжать. Спереди видна только пушка. В общем-то, не типично для танковых войск, быстрых и подвижных,
