такого количества крови шад еще никогда не видел. Будто здесь закололи дюжину баранов. Песок буквально пропитался темно-багровой жидкостью, корка с хрустом ломалась под копытами лошадей... Кое- где песчаная россыпь сплавилась, превратившись в мутно-коричневое с прозеленью стекло, поверхность пустыни взрыхлена так, словно тут всю ночь металось стадо взбесившихся верблюдов, в двух местах прямо из песка вырываются струйки незаметного сине-желтого огня... И следы. Рассыпанные повсюду следы гигантского зверя. Оттиски когтистой лапы, напоминающей волчью, только размером самое меньшее с обеденное блюдо. Рядом с ними угадывались следы поменьше, однако по форме почти такие же.
Удивляло и поражало одно: посреди этого кровавого месива, расплавленных осколков, колдовского огня, какой можно встретить только на болотах возле саккаремского Кух-Бенана, скорчившись, лежал человек. Абсолютно голый. Даманхур отчетливо разглядел огромную рану на ребрах справа - такое чувство, что незнакомца наотмашь полоснули ятаганом.
- Лекаря, - коротко приказал шад. Ему показалось, что 'мертвец' отнюдь не настолько мертв, как привиделось Асверусу.
Гвардейцы и личный целитель шада спустились вниз (не без опаски, правда. Место, судя по виду, было дурное), а вскоре Даманхур тоже решил спешиться и разглядеть все подробно. Пока лекарь возился с неизвестным, осматривая его зрачки и щупая пальцами шею, шад поднял чуть теплый обломок песчаного стекла, чтобы убедиться - виденное существует наяву.
Даманхур знал основы кузнечного дела - оно считалось в Саккареме благородным занятием, и многие эмайры специально учились у кузнецов, для того чтобы самим узнать, как из невзрачной руды рождаются чудесные образцы оружейного искусства. Каждому, кто хоть раз в жизни стоял У горна, известно: песок сплавляется только на самом жарком огне. Попробуйте-ка расплавить камень! Но здесь... Что же за пламя бушевало над пустыней минувшей ночью? Именно минувшей: произойди это раньше, кровавые пятна не выглядели бы такими свежими. Загадка...
- Он жив, господин, но еле-еле. - Даманхура отвлек голос Асверуса.
- Да? - Шад не без сожаления отбросил тяжелый осколок и подошел к лекарю, хлопотавшему над странным человеком. Последний, как сумел рассмотреть Даманхур, был молод, но не юн - лет двадцать пять или двадцать семь, хорошо сложен, кожа светлая. Не саккаремец. Скорее, выходец откуда-то с полуночи. Волосы длинные и почему-то у висков заплетены в косички.
'Наверное, сегван, - предположил шад. - Хотя нет, торговцы с Островов светловолосы и повыше ростом. А у этого голова темная. И в кости более крепок'.
- Солнцеликий. - Лекарь обратился к шаду. - Нельзя оставлять человека без помощи. Он очень сильно ранен, и дух его блуждает на грани света этого мира и божественного пламени мира загробного, но, как я посмотрю, тело у него сильное...
- Если твоего искусства хватит для исцеления, - подумав, решил Даманхур, мы заберем его с собой. Когда очнется - расспросим, что происходило на этом месте. Мне это было бы любопытно.
- Волшебство, - прошептал лекарь. - Меня кое-чему учили, и я могу распознавать тайны исчезнувшей магии.
'Исчезнувшей? - задал сам себе вопрос шад. - Неправильно ты говоришь, ученый человек. Чем дольше я размышляю, тем более прихожу к выводу: магия никуда не исчезала. Вот ты, целитель, пользовавший еще моего отца, знаешь какие-то фокусы, кое-кто из моих телохранителей пользуется странными амулетами, придающими человеку силу в бою... Весьма у многих, как я погляжу, хранятся какие- то клочки, кусочки, обломки волшебства, хотя высокоученый Гермед Аррантский долгими вечерами в Мельсине убеждал меня: любое волшебство ныне невозможно, а последние остатки его тщательно сохраняются на Великолепном Острове... Темнят арранты, ой темнят...'
У Даманхура давно появились смутные догадки о том, что искусство волшебства, процветавшее во времена Золотого века, и не думало исчезать в небытие. Нельзя просто так выдернуть у природы какую-то часть ее силы. Но вездесущая Аррантиада, посланники басилевсов, просто путешествующие мудрецы с Острова убеждали всех и каждого: волшба канула в прошлое, людям стоит надеяться только на свои силы и помощь богов. Непонятно, для чего им это нужно. И почему создавалась отчетливое впечатление, что Гермед (между прочим, один из самых приближенных к басилевсу Тиберису людей) знал о подоплеке войны, свалившейся на материк Длинной Земли, куда больше, чем все прочие?..
Но подозрения оставались только подозрениями, и ничем больше.
Пока Даманхур, хмурым взглядом уставившийся на язычок невиданного в пустыне огня, выбивавшийся прямо из песчаной плоти Альбакана, размышлял, лекарь и несколько гвардейцев соорудили из копий и попоны носилки.
Шад вздрогнул, услышав чужой голос (Даманхур, отличавшийся завидной памятью, мог по интонациям распознать любого из своих ближних даже в кромешной тьме). Этого голоса он не знал.
- Кто вы? - Слова прозвучали глуховато, однако разборчиво, с едва заметным акцентом. Никто сразу и не сообразил, что это говорит неизвестный, уже переложенный на носилки, - Эй, кто-нибудь! - позвал он.
Асверус отозвался первым. Сын кониса Юстиния присел на корточки рядом с человеком и сказал по- саккаремски:
- Свита блистательного владыки шаданата Саккарем Даманхура Первого. Не бойся, ты вне опасности, здесь есть очень хороший лекарь, и сам шад о тебе позаботится...
- Опять повезло, - с болезненной усмешкой ответил человек, настороженно косясь по сторонам. - Вы все - свита, а ты кто?
- Асверус, урожденный Лаур, эрл и тан владения Керново, что в Нар д аре, представился посланник так, будто стоял рядом с привычным к этикету мельсинским придворным, а не с обнаженным бродягой, вымазанным в пыли и собственной крови.
- Нарвался, - вздохнул раненый. - Шад, нардарский принц... Кто тут еще? Ладно, меня обычно называют Кэрисом, сыном Кавана, из Мак-Каллан-мора. Я вельх. Прошу вас об одном - если вы направляетесь в Меддай, а скорее всего, так оно и есть, немедленно передайте мудрейшему аттали Ка-сару эт-Убаийяду, что человек по прозвищу Дэв хочет побыстрее переговорить с ним...
- Что? - шад шагнул вперед. - Что ты сказал?
- Что слышал, - хмуро ответил вельх, и Даманхур едва не поперхнулся от такого непочтения. - Спасибо вам, конечно, за помощь, но... Сейчас я... Если угодно - доверенное лицо аттали. Мне нужно в Меддай, я должен его увидеть...
После этих слов Кэрис снова забылся в присущем броллайханам полусне, восстанавливающем их силы, черпаемые из всего окружающего - небесного света, песка, облаков, людей.
Караван Солнцеликого шада Даманхура ('бывшего', как думалось самому Повелителю Саккарема) подошел к стенам Священного города незадолго до полудня. Разведчики-джайды успели донести Энареку, что в городе далеко не все в порядке и он наверняка подвергся штурму минувшей ночью. Однако дейвани не поверил в их слова, будучи уверенным - Меддай под защитой Атта-Хаджа и город неприступен.
Мельсина тоже считалась неприступной. До времени наступления шестой луны 835 года от Откровения Провозвестника, или 1320-го, считая от падения Небесной горы.
* * *
- И что случилось дальше? - хмуря брови, спросил эт-Убаийяд у Драйбена. Рассказывай, ничего не утаивая, потому что это видел только ты.
- Демон... - Драйбен запнулся. - Нет, не демон. Духи существуют сами по себе, имеют свое собственное сознание и бытие. Это существо являлось лишь частицей некоей другой силы. Скорее воплощенная мысль...
- Я знаю, что такое воплощенная мысль, - терпеливо сказал эт-Убаийяд и в который раз тяжело вздохнул. - Меня интересует, что именно черная тварь делала в храме-крепости.
- Самое смешное в том, что ничего. ...Едва рассвело и ужасные призраки долгой ночи Дикого Гона исчезли, нардарец, едва стоявший на ногах от усталости, что физической, что душевной, побежал к Золотому храму. Необходимо было найти аттали и рассказать обо всем происшедшем. Халитты признали Драйбена, несмотря на непотребную одежду, и тотчас же проводили к Касару эт-Убаийяду, выслушивавшему донесения от начальников Священной стражи, приходившие со всех концов города. Аттали сделал знак обождать, отдал самые насущные распоряжения: странноприимные дома Меддаи следовало отдать под
