объяснить ему — во всяком случае, сейчас — и, кроме того, она сама должна принять решение. Если бы семь лет назад она не отнеслась к дяде Джоханнесу как к чокнутому старику и поняла, насколько это серьезно… Отец во всем обвинит тетю Вилли. Он никогда не любил ее и говорил, что от нее одни несчастья.
Тетя Вилли…
Джулиана чувствовала, что если не с отцом, то уж с теткой она должна объясниться. Надо рассказать ей, что произошло в кондитерской. А Мэтью? Ему она тоже должна что-то сказать, хотя и непонятно, что именно.
Она принимала трудное решение.
Когда Мэтью влетел в квартиру, старуха мирно пила чай.
— Собирайтесь, — приказал он. — Я увезу вас отсюда.
Он лихорадочно соображал, куда бы ее спрятать. В какой-нибудь отель. Например, в «Плазу». Возможно, она сочтет его чересчур роскошным, но он отправит счет Фелди. О, Господи! Ладно, все будет нормально, как говаривал Проныра, парни без чувства юмора никогда не выигрывают.
Проныра. Джулиана. Катарина Фолл.
Если бы он тогда отнесся к словам Проныры всерьез и припер Райдера к стенке. В Линкольн-центре, у него была такая возможность.
Если бы. Черт, вся его жизнь состоит из этих «если».
Вильгельмина встала из-за стола и неторопливо выплеснула остывший чай в раковину.
— Я не стану прятаться, — сказала она Старку.
— Не спорьте. Если понадобится, я вынесу вас отсюда на закорках.
Ее густые брови поползли вверх.
— Вы представляете, что скажет швейцар? Вы думаете, здесь привыкли к такому? Мистер Старк, я благодарна вам за вашу заботу, но не могу позволить себе сбежать и прятаться, когда моим близким угрожает опасность. — Вильгельмина поставила чашку и повернулась к журналисту. Она была взволнована. — Мои родные — это все, что у меня осталось.
Он отрывисто кивнул, прекрасно понимая, что не может приказывать ей. Даже если он примется настаивать, толку от этого не будет, так же как и с ее очаровательной племянницей.
— Я не буду просить вас взять меня с собой, я понимаю, что буду мешать. Вы кажетесь мне толковым человеком, и я вам не нужна. Идите с Богом, а мне позвольте делать то, что я должна.
Зазвонил телефон, и Мэтью бросился к нему.
— Мэтью…
У него внутри все перевернулось, когда он услышал ее напряженный голос.
— Что с вами? Где вы?
— Филипп Блох увез мою мать. Я видела голландца — Хендрика де Гира. Думаю, он поехал следом за мамой. Я не знаю, как поступить, но он велел не сообщать в полицию.
— Он прав. Джулиана, скажите, где вы сейчас. Я приеду.
— Между вами и Филиппом Блохом было что-то еще, о чем вы не рассказали мне. Я права?
— Да.
— Скажите сейчас.
— Он что-нибудь сделал вам?
— Нет, со мной все в порядке. Мама бросила в него нож, но только ранила в руку. — Она сдерживала срывающееся дыхание, пытаясь вкратце изложить события и не захлебнуться в обуревавших ее чувствах. — Расскажите об этом тете Вилли, ладно? А то она считает мою мать рохлей.
— Где вы? — снова спросил он. Его голос прозвучал резко и хрипло.
— Сенатор Райдер тоже знает Блоха?
— Да. Черт возьми, ответь мне, где ты?
— Блоху нужен Менестрель. Он обязательно приедет за тетей Вилли. Они бы и меня увезли, но я врезала Петерсу, который был с Блохом, а потом мне помог Хендрик де Гир. Мать кричала, чтобы он… — Ее голос сорвался, она закашлялась. — Блох сломал маме руку: взял и просто с хрустом переломил ее, как какую-нибудь деревяшку. Он страшный человек, да? Я… — Она запнулась. — Мэтью, передайте тете Вилли, что со мной все в порядке.
Старк стиснул трубку.
— Джулиана, позволь мне приехать за тобой…
— Нет, не стоит, — неожиданно сникшим голосом сказала она. — Правда. Мэтью, тебя это не касается. Я не хочу, чтобы ты тоже пострадал.
— Я справлюсь с ними. Джулиана!
Но было поздно. Она повесила трубку.
Тетя Вилли стояла рядом. Она протянула ему связку ключей:
— Это ключи от Джулианиной фашистской машины, — пояснила она. — Конечно, у нее могли быть вторые, и она сама могла уехать на ней, но вряд ли. Эти я нашла в ее комнате. А она сейчас в Вермонте.
— Откуда вы знаете?
— Знаю, и все.
— Что? Менестрель? — спросил он, и его темно-карие глаза сверкнули. — Черт! Как же я сразу не догадался! Он у Джулианы, да?
Мне вовсе не нравятся бриллианты. Ну конечно, голубушка.
— Поезжайте в Вермонт, — сказала Вильгельмина.
— Постойте, откуда я знаю, может, вы просто хотите отделаться от меня?
Он не забыл про одинокую кошку. Вильгельмина вздохнула, и в ее выцветших глазах мелькнуло волнение.
— Вы же любите Джулиану, верно? — спокойно спросила она. — У такого мужчины, как вы, не может быть много женщин. Такие всю жизнь ждут, а когда появляется та, которая им нужна, они с одного взгляда понимают это.
Все нутро кричало ему, что старуха права, но он раздраженно пробормотал:
— Господи помилуй!
— Вы все равно не поверите мне, если я брошусь уверять, что совсем и не думала отделаться от вас, — продолжала она. — Но поймите, мистер Старк, я вижу, что вам совсем небезразлична Джулиана. И я не могу допустить, чтобы с ней случилась беда. Она — последняя из рода Пеперкэмпов. Сейчас не вы должны доверять мне, а я вам.
— Могу поспорить, на свете не так уж много людей, которым вы доверяете.
Она равнодушно пожала плечами.
— Да, вы правы.
Мэтью коротко рассказал ей про нож и про де Гира, но она даже если и удивилась, то ничем не выдала своих чувств. На прощание Вильгельмина сообщила ему адрес гаража и дома Джулианы в Вермонте — а Старк догадался, что она затеяла мытье полов, после того как основательно перешерстила всю квартиру — и выпроводила его за дверь. Он успел напомнить, чтобы она не забывала о соглядатае на другой стороне улицы. Старку удалось убедить ее, что он держит ситуацию под контролем.
— Да, думаю, вы могли бы пережить оккупацию, — сказала она.
Старк знал, что в устах Вильгельмины Пеперкэмп это была величайшая похвала.
— Я отдам вам Менестреля, — сказала Катарина, склонившись к Блоху, когда увидела, что машина свернула на Западную Централ-Парк-авеню. Она поглаживала сломанную руку, пытаясь унять нестерпимую боль. Рука страшно распухла. Ах, мама, подумала она, и слезы выступили у нее на глазах, какой же сильной ты была! Блох сидел впереди рядом с шофером, а она — сзади, вместе еще с одним подручным Блоха. Шофер и ее сосед были не такими юными, как Петерс, и ни один из них не выказал ей ни малейшего сочувствия. — Не нужно вовлекать в это других.
Его холодные, прозрачные серые глаза скользнули по Катарине.
— Здесь решения принимаю я.
— Если вы впутаете в это дело мою дочь или сестру, то не получите Менестреля. — Она уже не
