— Нет, просто вполне логично было отправить именно тебя…
— Вилли, не лги мне. Прошу тебя.
Вильгельмина вздохнула.
— Да, все мы хотели спасти тебя. Если удастся спасти тебя — значит сохранится частица нас. Так мы думали.
— Мама с папой погибли. Погибли ради меня.
— Нет, Катарина. Конечно, они бы отдали жизни ради тебя. Но все было иначе. Они погибли, потому что активно работали в Сопротивлении и слишком много знали. Им были известны все имена и явки. Они владели информацией, которая была нужна нацистам. Тобой нацисты не интересовались. Ты была в надежном месте, но они пытали маму с папой вовсе не потому, что хотели выяснить, где ты. В тебе говорит юношеский эгоцентризм, Катарина. Наши родители погибли за свои убеждения.
Слезы потекли из нежных глаз Катарины, и она сердито смахнула их.
— Мне все время хочется быть такой же сильной и твердой, как ты, Вилли. И что из этого получается? Вилли, а ты… ты видела, как погибли мама и папа?
Катарина впервые задала ей этот вопрос. Вильгельмина, знала, что он мучает ее, но никогда не рассказывала ей об этом. Она кивнула, чувствуя себя бесконечно усталой и одинокой.
— Меня привели, чтобы я посмотрела на казнь. Их расстреляли. Папа был едва жив после пыток.
— А мама?
— Ее тоже мучали, но не так, как его. Нацисты заставили меня смотреть, они думали, что это сломит меня и я изменю свое решение.
— Они плохо знали тебя, правда?
— Да, — сказала Вильгельмина. То страшное зрелище лишь закалило ее решимость. После этого она уже не боялась ни боли, ни смерти.
Катарина рыдала, сотрясаясь всем телом.
— Я всю жизнь думала, что тогда должна была быть с вами.
Вильгельмина покачала головой.
— Я очень рада, что тебя там не было. Это лучшее, что ты могла сделать для мамы с папой. Представь на их месте себя с Адрианом. Разве вы не хотели бы того же для Джулианы?
— Да, — ничуть не колеблясь, ответила Катарина. — Именно этого я желала бы ей.
— Тогда давай пока оставим прошлое в покое, ладно? Сейчас мы должны сосредоточиться на настоящем.
Катарина улыбнулась сквозь слезы.
— Ты тертый калач, Вилли, — сказала она по-английски. — Я рада, что мы вместе.
Вильгельмина, тронутая до глубины души, кивнула.
— Я тоже, Катарина.
— Его тело обнаружили на одном из флоридских пляжей, — рассказывала Элис Фелдон, перечисляя Мэтью факты об Отисе Рэймонде, которые были на телетайпной ленте. — Явное самоубийство. У него прострелена голова. Обычная история для вьетнамских ветеранов-наркоманов. Это попало на ленту только из-за того, что дело произошло на частном пляже какой-то важной птицы, недалеко от Апалачиколы, на Мексиканском заливе. Богатая дамочка чуть не грохнулась в обморок. Вот такие дела.
Старк задумчиво кивнул. Воспоминания унесли его на двадцать лет назад…
«Прошу прощения, сэр, — заговорил Отис Реймонд, как-то бочком подходя к нему и переминаясь с ноги на ногу. Тогда они видели друг друга впервые. — Я хочу сказать, что мы с вами должны выбраться живыми из этого дерьма. Я не собираюсь подыхать в вонючих джунглях».
И он одарил лейтенанта Мэтью Старка кривой, желтозубой ухмылкой, которая странным образом вдруг осветила его лицо, придав парню почти невинный вид. Он был тощим, страшным и прыщавым, как подросток.
«Терпеть не могу змей, знаете ли».
Но он врал. Они оба понимали это. Вряд ли Отис Рэймонд всерьез мог рассчитывать на то, что выживет.
— Я распоряжусь, чтобы в газете поместили заметку о нем, — сказала Элис Фелдон.
— Спасибо. — Голос Старка остался, бесстрастным. — Проныра был бы польщен.
— Извини.
— Угу.
— Зиглер попытается что-нибудь выяснить.
— Не надо. Я знаю, что произошло.
— Мэт…
Он посмотрел на нее невидящим взглядом.
— У Проныры в крови был инстинкт выживания. Но он не сделал его трусом. Случалось, этот парень совершал немыслимые поступки и умудрялся уцелеть. Но когда погибли Джейк и Чак, Проныра вбил себе в голову, что в их смерти виноват он.
Старк замолчал, и впервые в жизни Элис Фелдон ничего не выпытывала у него. Она просто стояла и ждала, что он скажет дальше, — или не скажет.
— Джейк Макинтайр и Чак Фишер, — пояснил Старк. Ему и сейчас пришлось сделать над собой усилие, чтобы произнести их имена. — Джейк был пилотом, а Чак — командиром нашего экипажа. Они погибли, когда вертолет, которым управлял я, начал приземляться. Чак поймал три пули и умер на земле, не дождавшись спасателей. Джейк прожил немногим дольше. Все то время, пока мы летели обратно, Проныра сидел над ним. Джейк кричал от боли, и никто не мог ему помочь. Но Проныра потом вбил себе в голову, что он чего-то не сделал. Раз уж он, Проныра, не дрожит за свою собственную шкуру, то он должен был что-нибудь предпринять.
— Может, тут не было ничьей вины, — сказала Фелди.
— Нет, все равно кто-то несет за это ответственность. Например, сержант Блох или лейтенант Райдер. И я.
— Старк…
Мэтью не стал слушать ее и прошел к своему столу. Он отогнал от себя воспоминания, снял трубку и набрал номер своего адвоката.
— Дэйв, это Старк. Я хочу попросить тебя кое о чем.
— Что-то ты невесел, Мэт. У тебя все в порядке?
— Слушай внимательно. Сегодня утром во Флориде, на одном из пляжей Мексиканского залива найден труп. Этого человека звали Отис Рэймонд. Утверждают, что это самоубийство. — Черта с два, подумал Старк. Его убил Блох, и он же подбросил труп туда; сержант вычислил, что, как только сообщение появится на телетайпах, Старк как миленький явится прямо к нему. — Рэймонд был ветераном Вьетнама. Расследования не будет. Я хочу попросить тебя — организуй, чтобы тело доставили его семье в Валдосту. Это в Джорджии. Вышли им деньги на похороны. Понял?
— Рэймонд, Мексиканский залив, Валдоста.
— Ты знаешь мою железную коробку? В ней лежат награды. — «Пусть они пока полежат у тебя, Мэт. Ладно? Вдруг когда-нибудь мне снова захочется нацепить побрякушки. Может, я почувствую, что заслуживаю их…» — Их тоже нужно отвези в Валдосту и отдать родителям.
— Господи! Мэтью…
— Сделай, как я сказал, Дэйв.
— Конечно, если хочешь… Но, Мэт, ты уверен, что семья справится с этим делом как следует?
Мэтью видел Рэймондов лишь один раз, когда привозил им Отиса — полуживого от наркотиков, алкоголя и ночных кошмаров. Это были необразованные, крепкие работяги, которые не смогли бы отыскать на карте и Монтану, не говоря уж о Вьетнаме. Но они любили сына. Они не знали, что с ним делать ни тогда, когда он был сорванцом, ни в тот день, когда Старк выгрузил его бесчувственное тело на крыльцо их дома. Но теперь их слабость и беспомощность уже не имели значения. Отис был мертв.
— Да, — сказал Мэтью, — они справятся.
