Японии — святыня. Их ничто не в силах разорвать. И мы полностью доверяли друг другу.
— Какая красота, — прокомментировал Коллен. — Восточное благородство. Нам оно ни в коей мере не свойственно. Итак, ваш брат Такахито рассказывал вам, над чем в Гамбурге работают, на какой стадии опыты находятся и тому подобное?
— Да, и тому подобное, мсье комиссар.
— Но не в деталях? Он вам, например, ничего не говорил о несчастных случаях, возникших в результате рекомбинации ДНК?
— Ни слова.
Этот маленький элегантный японец обладает достоинством и выдержкой, которые покажутся неестественными любому человеку, не знакомому с азиатами, подумала Норма.
— Ни о чем подобном он не упоминал. Было лишено всякого смысла говорить с ним на эту тему. На такие вопросы он никогда не давал детальных ответов. Мой брат старше меня на два года. Он выдающийся ученый и человек выше всяких похвал. Так что о ходе работ, о их подробностях выспрашивать его было бессмысленно.
— Однако вы знаете, над чем работали в Гамбурге? — сказал Сондерсен.
— Еще бы, мсье.
— И Таку все известно, — сказал молодой израильтянин. — После убийства Гельхорна он понял, что вирусом заинтересовались обе сверхдержавы. И хотят завладеть им — любой ценой, не стесняясь в средствах. Мы разговаривали с Таком, господин Сондерсен, доктор Барски и я.
— Когда? — спросила Норма.
Нет, подумала она, во имя всего святого, нет! Если это только правда… Да, да, подумала она. Пусть это окажется правдой!
— Тотчас после того, как Ян узнал от мсье Гарибальди, что вот этот господин — предатель. Да, мы долго говорили с Таком — в инфекционном отделении, где он сейчас находится. Так сказал, что всегда посвящал брата в ход своей работы. И о том, что собирается проверить действие вакцины на себе. Не мог же он скрыть это от любимого брата! Но никаких подробностей не раскрывал. О чем вы только что слышали. Так не способен разглашать чужие тайны. Мы его знаем. У него одно-единственное желание — помочь страждущим людям. Поэтому он и выбрал профессию биохимика. Сначала он хотел найти средство от лейкемии и других болезней, вызываемых радиоактивным облучением. Это желание возникло в нем и жгло его сердце с тех пор, как он узнал, что после атомной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки погибло двести шестьдесят тысяч человек, а сто шестьдесят пять тысяч облучились. До сих пор японские госпитали переполнены детьми, родившимися в тех местах. Эта мысль стала для Така подлинной мукой — хотя сам он родился в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году, десять лет спустя после того, как сбросили первые бомбы. Он хотел помочь людям, помочь! Не допустить новой катастрофы. А ведь она возможна после того, как мы, к несчастью, вышли на этот изменяющий человеческий характер вирус. Как и все из нашей команды. Так сделает все возможное, чтобы никакая сверхдержава никогда не завладела секретом вируса и вакцины. В отличие от своего младшего брата…
Киоси Сасаки вскочил с места. Впервые с тех пор как Норма познакомилась с ним, а вполне возможно, впервые в жизни вообще, он поднял голос, он сорвался на крик, с ним случилась истерика:
— Да, в отличие от меня, если вам угодно! В отличие от меня мой любимый брат Такахито представления не имеет, во что все может вылиться! Он представления не имеет, на что способны американцы! Хотя должен был бы иметь. Мы с ним оба знаем, что случилось в Хиросиме! Но он американцев за это не ненавидит! Он не ненавидит их за это чудовищное преступление, которое они совершили шестого августа сорок пятого года! Первая атомная бомба была еще «бэби-бомбой»! И эта «бэби-бомба» разрушила целый город. Убила женщин, детей, стариков, молодых людей, людей ни в чем не повинных! И изменила наследственность выживших! Те, кто выжил, живут жизнью мучеников! Мертвым хорошо! А живые мучаются так, как не мучился до них ни один человек! С них облезает кожа! Они слепнут! Сходят с ума! У них выпадают волосы! Женщины рожают уродцев. У людей появляются ужасающие язвы. Пока им не будет, наконец, дарована смерть, они испытывают мучительные боли.
В просторной гостиной наступила полная тишина. После черного дождя и клубов дыма солнце на небе казалось особенно ласковым.
32
Тишина продлилась несколько минут.
Потом Каплан заговорил снова:
— Итак, наш предатель находится здесь. Мы с коллегой Барски решили, что должны вместе с мсье Гарибальди и Патриком Рено слетать в Ниццу, причем наделав при этом как можно больше шума. И тогда, по крайней мере, французское правительство не сможет больше оказывать столь сильное давление на свои следственные органы, то есть на вас, комиссар Коллен.
— А зачем вы подключили Патрика Рено? Вам показалось, что существует взаимосвязь между «Еврогеном» и доктором Сасаки из Ниццы? — спросил Сондерсен.
— Это моя идея, — сказал Гарибальди. — Когда я здесь работал, доктор Сасаки время от времени исчезал. И я попытался выяснить, куда и с какой целью. Он уезжал в Италию. В Вентимиглии его след всякий раз терялся. Однажды мне все-таки повезло, и я «проводил» его до одного маленького пансиона в Диано-Марино. Это маленький городок на Лигурийском побережье. Там он встретился с человеком по имени Джек Кронин, который работал на «Евроген» и исчез после парижской пресс-конференции. Они при мне, вернее, на моих глазах встречались еще три раза. О чем я и сообщил доктору Барски.
— Откуда доктор Барски знал, кто такой этот Джек Кронин? — спросил Коллен.
— Доктор Рено передал ему копию его личного дела.
— Да, в Брайзахском монастыре, — подтвердил Рено.
— А мне вы её дали вместе с фотографией этого смертельно бледного человека, — сказала Норма, — чтобы я вручила то и другое господину Сондерсену.
— Все верно, — кивнул Рено.
— Почему же доктор Барски все остальные шаги предпринял втайне от нас? — спросила Норма.
— Чтобы не подвергать вас еще большей опасности, — сказал Каплан. — Он считал, что господин Сондерсен не откроет вам всей правды о людях, фотографии которых вы ему передали. Сам не захочет или ему запретят.
— Почему же он со мной ни разу не поговорил на эту тему? — воскликнула Норма.
— По той же самой причине, — ответил Каплан. — Чтобы не подвергать вас еще большей опасности. Вы знаете, как Ян к вам относится, фрау Десмонд.
О нет, нет, нет! — подумала Норма. Чудес на свете не бывает.
— Он живет в постоянном страхе за вас, — говорил Каплан. — Мы обо всем договорились: о моем визите в Париж, о моих встречах с Патриком и мсье Гарибальди — и тут вы с господином Вестеном отправляетесь на Гернси к доктору Милленду. Но вы опоздали — того уже убили. Страх Яна за вас, фрау Десмонд, возрос до предела. И он отправился следом за вами. Но прежде мы приняли решение, что наша акция должна развернуться как можно скорее, и договорились о кодовом слове — «Брайзах».
Норма опустила голову в ладони: я не хочу, чтобы они видели мое лицо, подумала она. Пусть никто не видит, что я плачу. Ян! Я приняла тебя за предателя, и нет мне за это прощения. И никогда не будет. Она почувствовала на своем плече чью-то руку и, не поднимая глаз, поняла, что это рука Сондерсена.
