Приход созерцания
Ученик чаньского наставника Ити по имени Чжугуан разработал «Путь чая» — особую чайную церемонию. Как-то раз наставник Ити задал ему вопрос:
— Скажи, Чжугуан, ради достижения какого состояния ты практикуешь чаепитие?
— Ради здоровья! — ответил Чжугуан.
Наставник Ити приказал служке принести чай. Когда Чжугуан поднял свою чашку, наставник Ити вдруг с громким криком вырвал ее и бросил на пол. Но Чжугуан даже мускулом не дрогнул.
Через минуту Чжугуан встал и, поблагодарив наставника, собрался уходить.
— Эй, Чжугуан! — окликнул его Ити.
— Я здесь!
— Твоя чашка упала на пол и разбилась. А у тебя еще остался чай? — спросил наставник Ити.
— Ваш ученик продолжает пить чай, — сказал Чжугуан, сложив ладони так, будто он держит чашку.
— Ты же собрался уходить, — продолжал спрашивать наставник, — как же ты можешь говорить, что продолжаешь чаепитие?
— Я буду пить чай там, куда сейчас направляюсь.
— Я только что спросил тебя, какого состояния ты хочешь достичь за чаепитием, ты же лишь думаешь о том, попить ли чай здесь или попить его в другом месте, — так ты не достигнешь вообще никакого состояния. Как же можно заниматься чаепитием вне всякого состояния?
Чжугуан спокойно ответил: «Пить чай вне всяких состояний так же естественно, как то, что ива зелена, а цветы красны». Наставник Ити немало возрадовался такому ответу.
Путы спадают
Чай «со вкусом Чань» — это чистый обычный чай, чай без каких-либо состояний души.
Чаепитие вне какого-то конкретного душевного состояния — это всеобъемлющее явление, как и зеленый цвет ивы и красный цвет цветов, и за пределами этого нет никакого иного мира. Попивая чай вне всякого состояния души, почувствуешь истинный вкус просветления. Не веришь — попробуй-ка чашечку чая!
Искать огонь в печи
Приход созерцания
Однажды монах Гуйшань Линью посетил монаха Байчжана Хуайхая.
— Кто здесь? — спросил Байчжан.
— Я, Линью, — ответил Гуйшань.
— Открой печь и посмотри, остался ли там еще огонь, — приказал ему Байчжан.
— Нет, — ответил Гуйшань, хорошенько поворошив золу, Байчжан встал с места, подошел к печи, залез щипцами поглубже и, вытащив горящий уголек, показал его Гуйшаню: «Ну, а это что же?»
Гуйшань тут же испытал великое озарение и, поклонившись в благодарность, сообщил об этом Байчжану. Тот же заметил: «Ты всего лишь постоянно идешь по кривой тропинке. Для познания природы Будды нужно смотреть на точный момент и благоприятные причины. Когда приходит точный момент, то протрезвляешься от опьянения заблуждениями и просыпаешься от забытья. Когда достигнешь этого, то поймешь: что есть в тебе, пришло отнюдь не от других людей. Патриархи учения говорили: “Просветление подобно отсутствию просветления, а вот отсутствие сердца и есть отсутствие сердца”. Твое сердце и буддийское учение изначально и есть одно и то же. Теперь же тебе следует хорошенько оберегать это».
Путы спадают
То, что в печи изначально есть огонь, символизирует: в нас изначально в сокрытом виде есть природа Будды, лишь надо смотреть, проявлена ли она. Наставник при помощи поиска огня в печи наставил Гуйшань Линью в том, чтобы постичь свой истинный лик. Когда суть Чань становится очевидной, а состояние духа — абсолютно ясным, то состояние просветления оказывается подобным отсутствию просветления, лишь надо смотреть на точный момент и благоприятные причины.
Существуя в огромном потоке дел, разве это не то, о чем говорят: «С этим можно столкнуться случайно, но нельзя специально домогаться этого, стремясь к этому»? Ведь достаточно лишь следовать своему сердцу.
Примечания
1. Гуйшань Линью — один из двух, наряду с Хуанбо, прославившихся учеников мастера Байчжана Хуайхая (720–814), который в свою очередь учился у знаменитого Мацзу Даои.
2. Благоприятные причины (кит.
Вопрос о сладких лепешках
Приход созерцания
Однажды наставника Мучжоу Даомина посетил один ученик-монах, который изучал учение школы Дхармалакшаны — о Единстве всего сущего.
На столе у монаха стояло блюдо со сладкими лепешками.
— Значит, ты утверждаешь, что все три мира являются лишь отражением нашего сердца, и все есть лишь наше сознание? — поинтересовался Даомин, разламывая лепешку надвое.
Ученик промолчал.
— А верно ли будет назвать эту вещь сладкой лепешкой? — вновь спросил Даомин. — Или будет вернее так ее не называть?
Ученик задумался столь напряженно, что у него на лбу выступила испарина. Наконец он промямлил:
— Как это еще назвать, если не лепешкой?
Монах оглянулся и окликнул послушника-шраманеру, что находился поблизости:
— А как ты назовешь лепешку, разделенную на два куска?
— Даже у двух кусков остается единое целое, — тут же выпалил послушник.
— Ну и так как ты это назовешь?
— Лепешкой!
