телевидение 20 лет — за Кургиняна, оно работает на ту же самую позицию все эти годы и делает это блестяще.
Овчинский: Неправда.
Кургинян: Ну, как не правда?
Дондурей: Телесериалы, выпуски … повестка дня в новостях, всё, что касается старых песен о главном, огромное количество развлечений — все с советской матрицей.
Овчинский: Ну, что вы? Ха-ха-ха.
Дондурей: Раз. Второе — школа, семья — все работают и воспроизводят эту систему. Поэтому, он совсем не одинок. Он… то есть не то, что не одинок… то есть народ…
Кургинян: Народ менять надо. Ксения Собчак на нас работает. Главное — Ксения Собчак работает в советской матрице. И реалити-шоу тоже работают в советской матрице.
Дондурей: Вы знаете…
Стрижак: Сейчас, Евгений Михайлович, пожалуйста, коротко.
Поляков: Потому что тут… ведь что тут важно…
Дондурей: Я хочу досказать, что тут важно. Вот что сейчас Кургинян говорит про Собчак. Важна стилистика, да? Вот то есть то, что нам всем не нравится и так далее. То, что враги России, Победа как единственное значимое событие и так далее — вот все важные фундаментальные вещи телевидение это поддерживает, не меняя курса, все 20 лет. И это очень важно, а все остальное — ну, просто стилистика, телевизионные игры для рейтингов.
Юрий Поляков, писатель, главный редактор «Литературной газеты»: Поскольку тут по поводу, видимо, моего выступления, я так понял. Во-первых, Юрочка, Лёнечка, вот, я тебя хочу поблагодарить, значит, вот, за заботу о русской деревне, потому что, вот, я выходец, так сказать, из рязанских краев, мне очень, так сказать, приятно, что ты так переживаешь, значит, за русскую деревню. Но, если ты серьезно читаешь историю, то, наверное, знаешь, кто производил товарный хлеб в России и почему все это произошло. Ну, ты понял, о чем я сказал. И второе,…
Млечин: Не понял, честно говоря.
Поляков: Я тебе объясню в кулуарах. Значит, ты просто книжки не читаешь.
Млечин: Ты здесь объяснил бы. А то люди подумают, что ты что-то скрываешь.
Поляков: Значит, второе, что я тебе хочу сказать. Понимаешь, вот то, что ты сказал, что не бывает либеральной истории, это просто вызывает изумление.
Кургинян: У меня тоже.
Поляков: Любой человек, мало-мальски интересовавшийся, так сказать, историей, русской историей, знает, что в 19 веке было либеральное направление. Было охранительное, было консервативное, было славянофильское. И в зависимости от этого политического направления оценивали роль самодержавия, роль того или иного императора и так далее и так далее. Ты еще скажи, что не бывает либеральной политологии.
Млечин: История — наука. Она одна. Это как физика, как география и…
Стрижак: Вот человек давно просит слово. Пожалуйста.
Овчинский: Я просто в качестве реплики по поводу вашего заявления, что 20 лет наше все телевидение родное работало на идеи Сергея Кургиняна. Извините, я глубоко уважаю Николай Карловича Сванидзе.
Стрижак: Сам он не знал об этом. И Вы работали на Кургиняна?
Овчинский: Но Николай Карлович, самые длительные, ваши длительные сериалы исторические, блестящие, они тоже разве работали на идеи …? Исторические сериалы Парфенова? Это на идеи Кургиняна работало? А других сериалов не было. А других сериалов не было.
Стрижак: Давайте, Николай Карлович.
Сванидзе: Спасибо, во-первых, спасибо, мне очень приятно это от Вас слышать…
Овчинский: Блестящие передачи.
Сванидзе: Спасибо огромное. Но я при всей своей к собственной персоне симпатии, вполне понятной, я еще не все телевидение. И Парфенов — не все телевидение. И подавляющую часть телевидения составляют не Парфенов, ни я…
Овчинский: Других исторических передач не было. Не было вообще!
Сванидзе: Какие исторические? Речь идет, и Дондурей говорил, не об исторических передачах.
Дондурей: Конечно.
Сванидзе: Хотя и они тоже разные. И очень много документальных фильмов идет авторства не моего, не парфеновского и не млечинского. А совершенно другого. Но речь идет об общем телевизионном вале. О той эстетике и этике, которая пробивается во всех сериалах, в передачах новостей — везде. И это, прежде всего эстетика, конечно, и этика, конечно, — советская.
Теперь, позвольте я все-таки вернусь, поскольку мы говорим сейчас об истории, я не понял чего-то насчет э-э-э… я не понял двух вещей. Во-первых, я не понял Вашей тонкой иронии насчет интереса Леонид Михайловича Млечина к русскому крестьянству. Во-вторых, я не понял, что там… кто там производил товарный хлеб. Речь идет о другом. Если…
Поляков: Я могу объяснить. Если Вы не поняли.
Сванидзе: Объясните. Потому что первый раз Вы отказались это сделать. Прошу Вас.
Поляков: Да. Товарный хлеб, я чтобы не тратить времени, потому что наша дорогая ведущая смотрела на меня страшными глазами.
Сванидзе: Я думаю, что дорогой ведущей тоже будет интересно.
Поляков: Значит…. страшно… страшно красивыми глазами.
Стрижак: Продолжайте.
Сванидзе: Юрий Вла… Вы как мастер пера и слова можете это сделать кратко. Я уверен. Прошу вас.
Поляков: Ну, так вот, я скажу Вам, дело в том, что в России товарный хлеб производили крупные помещичьи хозяйства и латифундии, а не крестьянские хозяйства.
Сванидзе: Какое это имеет отношение к коллективизации?
Поляков: Я Вам сейчас скажу. Это имеет огромное отношение, потому что когда крестьяне получили…
Сванидзе: Какое это имеет отношение к уничтожению миллионов русских крестьян? Объясните мне.
Поляков: Да я не об этом говорю.
Сванидзе: А я об этом. А я об этом.
Стрижак: Я хочу обратить Ваше внимание, голосование по коллективизации было, кстати, очень интересное.
Поляков: Для этого надо слушать, чтобы понять об этом. Понимаете, вот в этом различие наших методик.
Сванидзе: Речь идет о коллективизации, не о латифундиях.
Стрижак: Господа, если позволите…
Поляков: Коллективизация имела свои исторические корни. А о том, что…
Сванидзе: Какие корни? Когда посадили….
Кургинян: Это новая передача.
Стрижак: Они не успокаиваются. Рекламная пауза.
Поляков: Почему я об этом? Потому что мои как раз деды пострадали от этой коллективизации. Но это не отменяет исторических причин коллективизации.
Сванидзе: Вот Ваши пострадали и миллионы других пострадали.
Стрижак: Возвращаемся в эфир. Это программа «Суд времени». Мы ушли на
