дна рисуется белая линия. Чуть выше нее – все остальное, что 'слышит' сонар в толще воды. Если рыба, по каким-то причинам, вдруг сбивается в мощную стаю, прибор принимает ее за грунт, и награждает белой короной… Но только ТАКОЙ белой короны я еще никогда не видел!
– Что скажешь? – озабоченно спросил капитан. – Отворачиваем?
– Сколько у нас ваеров? – быстро спросил я, пытаясь в уме подсчитать, когда же вся эта махина окажется в нашем мешке.
– Девятьсот пятьдесят. Через десять минут наткнемся
– Поточней бы наткнуться! Это рыба. Проходим ее, – и сразу подъем трала!
– Не успели поставить и сразу подъем?! – подал голос старший помощник.
– Иначе порвемся в клочья! – поддержал меня Брянский. – Мешок подвсплыет, встанет 'свиньей'. Увеличится скорость судна, он и пойдет кувырком… Давай три звонка!
Было без пятнадцати восемь. Новая смена давилась липкими макаронами:
– Сволочи! Не могли подождать!
– Ни хрена о людях не думают!
– Наверное, мешок развязался. А может, порыв…
Кто-то дернул меня за рукав. Я оглянулся.
– Много там рыбы? – тихо спросил 'дед'.
– Порядком. Метров тридцать на пятьдесят. Это то, что прибор 'зацепил'. А как мы ее пройдем: левее, правее…
– Может, того? За удачу?
Предложение было столь неожиданным, что я растерялся:
– Дача взятки должностному лицу, в заведомо беспомощном состоянии?
– Пойдем! У меня есть!
После стакана 'казенки', наконец, получилось поужинать. Организм набирал обороты. Даже руки почти не тряслись. Я поднялся на мостик в приподнятом настроении. Витька стоял на правом крыле с микрофоном наизготовку.
– Последняя марка! – рявкнул тралмейстер.
– Вижу!
Доски еще елозили по воде, а глупыши, клуши, поморники, чайки сбились в большую, галдящую кучу. – Сегодня они голодными не останутся! – Из пучины таинственных вод, светло-зеленым пятном поднимался наш донный трал. А в нем – 'Архангельский хлеб', – 'ТРЯЩОЧКА!!!' – Подарочек от деда Нептуна.
Самые голодные птицы рванулись с неба на глубину, за кусками горячей печени. В этот самый момент, что-то меня подхватило, и вынесло на крыло. Я чуть не споткнулся о комингс, и врезался в Витьку. Но он этого не заметил. Наклонясь над фальшбортом, мы оба молили удачу: 'Только б мешок не лопнул, не развязался!' Да, самая азартная в мире игра – это рыбный промысел!
Доски 'прилипли' к борту, и вот, наконец, огромная 'дура' всплыла на поверхность. Эдакая сосиска на шесть дележных стропов, расстоянием от надстройки до полубака. Сейчас небольшой излом, – и плакали наши денежки!
Улов подтащили к борту, и сыграли аврал. Тащили мешок, как репку в известной сказке. – И грузовыми стрелами, и гаком через турачку, но больше – 'пердячим паром'. (Я потом специально справлялся, ходил, пересчитывал бочки. С учетом усолки, утруски, за минусом голов и кишок, у нас получилось чистых семнадцать тонн!!!)
Судно легло в дрейф. Все свободные от вахт и работ махали ножами. Вышел к тралу и капитан. Он ловко пошкерил четыре трещины, разрезал у них желудки, и пристально осмотрел содержимое. Потом встал за общий конвейер. Витька тоже не пальцем деланный! Сразу видно, – ученик Севрюкова!
Я встал перед ним на рубку. Под левой рукой резиновый круг, в правой, – головоруб. Это массивный топор с очень короткой ручкой и очень широким лезвием. Хватаешь трещину за глаз, давишь под нижнюю челюсть, пока не раскроет жабры, – и вжик! Движение от себя – надрезаешь колтык, движение на себя – легким косым ударом лишаешь ее головы.
Дело довольно простое, вот только таких 'вжик' должно быть не менее сотни в минуту. Иначе получишь в морду. Хороший рубщик должен обеспечивать рыбой, как минимум, трех человек. Недаром в ходу анекдот с бородой. – Хохол в деревню письмо пишет: 'Мама, папа! Я теперь матрос первого класса. Рублю сто двадцать голов в минуту. Заработаю кучу денег, и приеду в деревню в отпуск'. А те ему отвечают: 'Сынок! Поезжай лучше к теще в Киев. В нашей деревне тебе работы – от силы на пять минут'…
– Слышь, морконя? – сказал капитан, вытирая лоб рукавом. – С меня магарыч!
– Спасибо, уже не надо! – ответил я совершенно искренне. – Все ненужное вымыто потом. Разве что завтра? Для аппетита…
– А ты все равно зайди!
Через два с половиной часа на палубе было чисто. Матросы смывали за борт остатки кровавого пиршества, рыбмастер возился с бочками, а боцман майнал их стрелами в трюм. Мы снова поставили трал, утюжили все тот же квадрат.
На вечернем совете подбивались итоги дня. Короткие выступления по ранжиру. – За начальником промрайона, – капитаны судов промразведки, за ними – 'Тралфлот', и далее, по нисходящей. Мы, колхозники, – в последнюю очередь. Картина у всех одна, и в целом, довольно безрадостная:
– БМРТ 'Лунь': Квадрат 1134. Глубины 400-650. Скорость полтора – два узла. За три с половиной часа – две с половиной тонны.
…Громче всех плакал наш Витька. Дескать, порвали трал, стояли, чинились. Сейчас, мол, меняем квадрат в поисках рыбы…
Насчет этого он молодец! 'Если хочешь жрать за двух, – не лови хлебалом мух!' А то налетят конкуренты пестрой, голодной кучей! Установят курсы тралений, и ходи между ними, как Бобик на поводке! Никакого тебе творчества!
…Эфир опустел. Мы с капитаном остались одни. Он с опаской отодвинулся от приемника, как будто бы там, на той стороне эфира, кто-то сможет его случайно подслушать, и вполголоса произнес:
– Наша рыба мигрирует на 'Медвежку'. Я проверил желудки, и сверился со старыми записями. Даже помню примерный маршрут. Севрюков в таких случаях 'садился на голову' стае. Может, и мы попробуем? Глядишь, и у нас что получится?
Он так и сказал, 'у нас'. Мелочь, а, черт побери, приятно!
– Ладно! – Витька поднялся. – Пойду, накажу штурманам, чтоб языком с корешами не трекали…
…Так мы и работали. Черпали из глубин, по потребности, и пахали, как прокаженные. – Без бани, без нормального сна. Иногда десять раз передумаешь: то ли сходить на ужин, то ли вздремнуть лишние полчаса? Прошло каких-то семь дней, а из трюма достали последнюю тару… И вот эта инспекция. – Баба на корабле! – Вот и не верь в приметы!
Мы подняли трал. Он, кстати, у нас был в полном порядке, не подкопаешься! Размер ячеи – семьдесят восемь. Это на три сантиметра больше, чем надо. Вот только рыбы в нем было до неприличия мало. – Тонна от силы.
Я, конечно, сказал все, что думаю. И об этой норвежской женщине, и обо всех ее близких родственниках. Крысю перекосило. Что-то из русского матерного, она поняла.
– Mister captain!
– Господин капитан, – перевел я с английского.
– Вы вели незаконный промысел в экономической зоне Норвегии. Прошу подписать протокол.
– Нет! – Витька покачал головой. Эту фразу он выучил наизусть от длительного употребления всуе. – Наше правительство не признает законность этих границ!
– Так и запишем, – привычно кивнула Кристин. – От подписи отказался! Разрешите фото на память?
…Через десять минут гости убыли восвояси. 'К едрене матери на быстром катере!'. Новая вахта поставила трал.
– Ну-ка глянь!
Брянский склонился над эхолотом. Под пером самописца дымилась бумага. Черные, жирные линии у самого дна сложились в неровный прямоугольник.
