всякий пожарный случай.
Березовский пришел через полчаса, грустный-прегрустный. Я встретил его с сигаретой в зубах, и летом в душе.
– Нет у него такого, – молвил боцман трагическим шепотом.
– Это надо ж какая беда! Придется поставить свои…
Все что нужно, я достал из ящика с ЗИПом. Паяльник был наготове. В общем, процесс 'лечения' длился минуты три.
Потом мы с 'драконом' приступили к эвакуации. Все расставили по местам, закрепили по штормовому. На обратном пути он нес деревянный ящик с 'прибором для поиска неисправностей'.
– Осторожнее, черт! Не кантуй! – покрикивал я. – Стекло не разбей!
…Результат превзошел ожидания. Перо прожигало бумагу насквозь, а сигнальная лампочка загоралась в полный накал. Я убавил приемнику прыти, проверил сигнал на слух. Теперь и в толще воды шевелилась какая-то жизнь.
– Ты что, на собрание не идешь? – лениво спросил вахтенный штурман. – Я два раза уже объявлял!
– Какое еще собрание?! – хотел возмутиться я. – Мне приемник нужно настраивать!
В голове была куча доводов, один объективней другого, но Брянский пришел, и опять все испортил:
– Морконя! Особое приглашение?!
В тесном салоне молча скучал экипаж. Люди сидели плотно, как патроны в обойме. Каждый размышлял о чем-то своем. Только 'дед' выделялся на общем фоне. Он принес из своей каюты широкое, мягкое кресло, и устроился в нем довольно вальяжно.
Ох и любит наш старший механик жить со всеми удобствами! Вот так же, наверное, и вчера, на подхвате у Селиверстовича. – Снял, падлюка, 'пенки' с чужого спирта, – и 'до сэбэ'! – Ну как же! Он заработал! – И, главное, нет, чтоб с хозяином поделиться! Ползай теперь по шахте, давись ржавчиной! Лелея в душе законное чувство обиды, я встал у порога.
Витька прошел вперед, занял место за единственно свободным столом. Не спеша, разложил по листкам конспект своей 'тронной речи', и, как подобает начальству, откашлялся.
– Присутствуют все, кроме вахты. Всего – двадцать семь человек. Предлагаю голосовать. Кто за то, чтоб открыть собрание?
Все были, конечно же, 'за'.
– Нужно избрать рабочий президиум, – суконным тоном продолжил Витька. – Ваши предложения по составу? Называйте кандидатуры!
Я тут же заполнил паузу:
– Президиум из двух человек. Предлагаю Рожкова и Березовского!
Все почему-то заржали.
– Будут другие кандидатуры? – ухмыляясь, спросил Витька.
Других кандидатур не было.
– Предлагаю голосовать!
Все руки взметнулись вверх.
'Дед' был, естественно, 'против', но воля народа – закон! Леха занял почетное место в президиуме, а я – его кресло.
Потихоньку смешки поутихли. Запахло казенной рутиной. Из пассива избирался актив.
Киномеханик, библиотекарь, – эти 'должности' хуже взыскания. – 'Видик' в море работает круглосуточно. Даже во время обеда на экране 'крутая порнушка'. Фильмы крутят кому не лень. Кассеты рвутся, а то и совсем исчезают. Книги тоже пока в цене. Их берут, 'дают почитать'… И куда потом все девается? – Этого не вспомнит никто.
В остатке – всегда головная боль. Вместо чистого отдыха на берегу, обладатели этих 'званий' пропадают в обменном фонде, пишут пространные 'объяснительные'. А потом платят за все в пятикратном размере из своего, заметьте, кармана. – Деньги что? – Тьфу! Времени жалко!
Прения были жаркими. Самоотводы не принимались. В процессе таких вот 'выборов' очень легко сводить старые счеты, и наживать себе новых врагов.
Еще хуже обстояли дела с должностью предсудкома. Профсоюзный бос, по версии из ЦК, должен быть обязательно коммунистом. А партийцев у нас в экипаже, так получилось, не было. Был, вернее, один, но его увезли еще с рейда, с белой горячкой. – Одел мужичок костюм… И при галстуке, с дипломатом, шагнул через борт. Хорошо, успели поймать:
– Ты, Петрович, куда?
– В магазин, за водкой!
– За водкой? Тогда понятно! – Вызывайте 'скорую помощь'!
Короче, судили, рядили, и в итоге на должность выдвинули меня. Стармех подкузьмил: – У радиста, де, есть пишущая машинка, и вообще, 'ему делать нечего'.
Многие, кстати, так и считают, что начальник радиостанции – это 'матрос с дипломом'. Между тем, на моей совести – прогнозы и карты погоды, 'навигационные извещения мореплавателям', прибрежные предупреждения. (Это чтоб судно не занесло туда, где падают обломки ракет, где дрейфует 'предмет, похожий на мину'.) Есть еще контрольные и циркулярные сроки, летучка, совет капитанов, служебная и частная переписка, телефонные переговоры. Помимо всего прочего, с пятнадцатой по восемнадцатую, и сорок пятой по сорок восьмую минуты каждого часа, каждый из нас обязан прослушивать частоту 500 килогерц. – Не терпит ли кто бедствие, не звучит ли в эфире знаменитый согнал 'SOS'? Неисполнение всех этих требований в должном объеме карается в судебном порядке. А также в ином… Как офицер ВМФ, давший присягу, о тонкостях умолчу.
Есть у меня для всего этого целая куча мудреной аппаратуры. – Два с лишним десятка наименований. – Все должно крутиться, вертеться, работать в автономном режиме и быть в безусловной исправности.
Уже впечатляет? – Тогда поехали дальше. За мизерную доплату радист исполняет обязанности электрорадионавигатора. На его широких плечах – лаг, эхолот, радиопеленгатор, гирокомпас, пара локаторов, и системы питания к ним. Если что-то забарахлит, – штурман сразу сходит с ума. Ведь исправность этого оборудования – главный залог безопасности мореплавания. Только боцману все это 'до лампочки'. Фал с гачком, пропущенный через блок на бакштаге, он крепит к лебедке из рук вон плохо. При сильном и встречном ветре веревка цепляется за антенну локатора, и 'клинит движок' В лучшем случае 'вылетают' предохранители, в худшем, – меняется двигатель.
Да, чуть не забыл! Мы же еще добываем рыбу! В зависимости от способа лова (донный трал, пелагический трал, кошельковый невод, и т. д. и т. п.), есть в моем арсенале 'приспособы' для этого дела. – 'Сарган', 'Палтус', 'Кальмар', выносные вибраторы и лебедка. Это на промысле самое главное! Парочка 'пустырей' – и тебя, умного и красивого, матросы смайнают за борт.
Ну вот, пожалуй и все. Если что-то забыл, – только по мелочам: Радиотрансляционная установка, система служебной и громкой связи, УКВ радиостанция, антенны, аккумуляторы, шлюпочные радиостанции… (Ну, это на случай, когда уже всем 'кильдык')…
Но муторнее всего – бумажная волокита. Для каждой 'железки с начинкой' имеется свой формуляр. Ресурсы моточасов, отказы и неисправности, профилактика и регламентные работы. – Все это должно быть отражено. А как же иначе списывать спирт, выпитый Селиверстовичем? Отчетность у нас – превыше всего. Чем больше бумаги – тем чище заднее место.
На все про все у радиста – шестнадцать часов в сутки, включая отдых и сон. Почему не двадцать четыре? – Да все потому, что деньги, которые мы получаем, – от пойманной рыбы. Улов делится на паи. У матроса первого класса ровно 1 пай, у капитана – 2, у стармеха – 1,9, у радиста – 1,47. (За обработку электрорадионавигатора кидают еще две десятки, итого – 1,67). Поймали, допустим, тонну трески. – Это матросу бутылочка водки 'по старому'. – Три рубля, шестьдесят две копейки на пай. Капитану, естественно, вдвое больше. Поймали тонн двадцать? Значит, 'рогатый' кладет в свой карман семьдесят два рубля и сорок копеек.
Если реально, то за каждые сутки, каждый из нас 'загребает' побольше, чем школьный учитель за месяц работы. Вот почему, когда рыба идет, все принимают участие в ее обработке. – Две подвахты по четыре часа. У радиста ночная подвахта с четырех до восьми утра, а дневная, – с шестнадцати до двадцати.
Но этого мало, – просто выйти на палубу. Нужно еще и что-то уметь. А по мне, – нужно работать так,
