В первый же день плавания Джулиус рассадил губу о перила трапа, Маркус ободрал коленку о стальные ступени. А судовому врачу Джулия не очень-то доверяла: этот джентльмен за столом у капитана выпивал три бокала хереса перед основным блюдом (и еще четыре после). Сеть красных прожилок на щеках лишний раз подтверждала его склонность. Это еще не беда, умей он хотя бы пить, но, когда подали крем-брюле, он затянул песню — балладу об одноногой проститутке из Сингапура, — и у него заплетался язык.
— Уилл, присматривай за близнецами, чтоб держались подальше от темной пучины.
— Хорошо, мамочка! — ответил Уилл, охотно беря на себя роль старшего.
Кто знает, может быть, удастся вновь заслужить ласковую мамину улыбку — как в те солнечные дни, когда он был единственным ребенком. А сейчас мама стала далекой-далекой, измученной, — все время следила, чтобы близнецы не озорничали, а в те редкие минуты, когда смотрела на старшего сына, Уилла пугала тоска в ее глазах.
И Уилл дал себе молчаливую клятву вернуть мамину любовь, чего и добивался с великим терпением.
На борту «Виндзорского замка» устраивали партии в бридж, и Уилл присматривал за близнецами, пока родители играли с другой семейной парой, Перкинсами.
— Какое счастье иметь детей, — вздыхала миссис Перкинс, грузная женщина с ямочками на локтях и маленькими, широко расставленными голубыми глазками. — Я хотела детей, но Хорас — нет.
Мистер Перкинс молчал. Это был лысеющий мужчина в черепаховых очках, с пучками волос, торчавшими из ноздрей. Джулия заметила, что мистер Перкинс ведет себя несколько странно: стоило миссис Перкинс завести беседу с чужими, он обижался и, чтобы привлечь ее внимание, хватал ее за руку, как годовалый малыш.
— Но, милая, раз у нас нет детей, мы можем тратиться на путешествия. — Мистер Перкинс широко улыбнулся. — Как сейчас! А в следующий раз поедем в Америку!
Миссис Перкинс метнула на него недовольный взгляд.
— Хорас, у Ламентов трое детей, и они тоже путешествуют, как мы.
— И на бридж не оставалось бы времени, — продолжал мистер Перкинс. — И на няньку пришлось бы тратиться!
— У них нет няни, — возразила миссис Перкинс. — Старший нянчит младших. В том-то вся и прелесть. — Она вздохнула и умолкла, жалея о несбывшемся, об упущенном.
Говард чувствовал, что мистер Перкинс не прочь сменить партнеров по бриджу.
А Уилл в это время доказывал близнецам, что он старше и умнее. Папина кружка для бритья лежала разбитая в ванной. Из унитаза торчал мамин тапочек. Видно, пора близнецам проветриться, выпустить пар.
— Если я вас выпущу в коридор, обещаете не бегать и не кричать?
— Нет, — ответил Маркус.
— Нет, — вторил ему Джулиус.
— Дайте слово, — велел Уилл, — или будем сидеть здесь до ночи.
До чего же легко пошли они на попятный! Когда Уилл отпер дверь каюты и близнецы с визгом вырвались на волю, он понял, что открыл ящик Пандоры: теперь за братьями нужно смотреть в оба. Ночь была беззвездная, лишь тусклая луна просвечивала сквозь пелену облаков. Свалишься за борт — и поминай как звали!
На верхней палубе близнецы, сшибая на бегу стулья, налетели на запоздалого старичка. Старичок рухнул вместе со своим стулом, изо рта у него что-то выпало, свалилось на грудь, со стуком покатилось по палубе, проскочило сквозь решетку и исчезло в темной пучине.
Джулиус захлопал глазами.
— Простите.
Старичок оглядывался по сторонам, разинув рот — бездонный, как темная пучина.
— Мои жубы! Где мои жубы?
— Что? — переспросил Джулиус. — Не понял!
Старик повернулся к Джулиусу и указал на свой морщинистый подбородок:
— Мои жубы!
Сам не свой от ужаса, Джулиус бросился прочь от страшной пасти. Через минуту Уилл наткнулся на старичка, ползшего на четвереньках к борту.
— Вы не видели двух мальчиков? — спросил Уилл.
Старик поднял взгляд на Уилла, сверкнул глазами, указал на свои челюсти, потом — на темную пучину:
— Там. Там. Внижу!
Уилл вглядывался во тьму, горькие слезы застилали ему глаза. Старик что-то кричал, брызжа слюной и размахивая руками, точно в такт похоронному напеву, возвещавшему о конце братьев. Обезумев от горя и ужаса, с дрожащими коленками, Уилл уцепился за борт — не лучше ли прыгнуть вниз, чем сознаться родителям?
Вдруг откуда-то послышалось хихиканье. Уилл задрал голову: с верхней палубы на него смотрели две смеющиеся рожицы.
Пылая жаждой мести, Уилл во весь голос окликнул близнецов, в два прыжка преодолел лестницу, схватил братьев за руки, но тут перед ним вырос моряк в белоснежном кителе.
— Ты что тут делаешь? — спросил Белый Китель. Над воротом с золотой каймой — твердый подбородок, над верхней губой — тоненькие усики, а выше — глаза, серые, как морская даль в ненастный день.
— Ничего, сэр, — ответил Уилл.
— Бегаешь?
— Нет, сэр. Я искал братьев.
— Он бегал за нами, но не мог поймать! — похвастался Джулиус.
Уилл строго глянул на брата и вновь повернулся к Белому Кителю.
— Такому взрослому парню стыдно врать.
— Я не вру, — защищался Уилл.
— Я капитан корабля и не терплю вранья. Как тебя зовут?
— Уилл Ламент, сэр.
Капитан улыбнулся близнецам, дал каждому по мятной пастилке из небольшой жестянки и спрятал ее в карман с золотой тесьмой.
— Вот что, Уилл Ламент, на моем корабле нельзя баловаться. Вот увижу твоих родителей — пожалуюсь на тебя.
Уилл, покраснев от незаслуженной обиды, повел близнецов в каюту.
Джулия и Говард вернулись недовольные. С ними говорил капитан.
— Я не баловался, — твердил Уилл.
— Вам велено было оставаться в каюте.
— Они обещали не бегать!
— Ты нагрубил капитану, — сурово ответил Говард. — Всех нас опозорил.
Уилл бросился на постель и зарылся лицом в подушку, сам не свой от стыда.
Позже, уложив детей, Джулия заговорила с Говардом:
— Милый, наверняка близнецы тоже виноваты.
— Мне не нравится его отношение, — объяснил Говард. — Если он не уважает старших, как он будет жить среди людей?
— Ну… — Джулия умолкла, вспомнив миссис Уркварт. — Могу представить себя на его месте, я в его годы тоже не особенно уважала старших.
— И тебе это пошло на пользу?
Джулия улыбнулась:
