Пойдем.
И Марина увела Уилла в глубь двора, в буйные заросли папоротников. Нераскрытые молодые стебли закручивались, словно грифы скрипок. Настоящий первобытный лес. Уилл и Марина уселись в самой гуще.
— Держи. — Марина куснула яблоко и передала Уиллу.
Уилл вгрызся в яблоко, следом Марина откусила кусочек. Так они и кусали по очереди, и тут Уилл заметил, что Марина игриво улыбается, а к губе ее пристала крошка влажной мякоти. Уилл наклонился и слизнул крошку. Поцелуй вышел с кислинкой, как яблоки. Уилла окликнули из дома, но он не услышал.
Ночь проказ
Мать Кролика, Патти Вудбайн, работала на мясокомбинате в Трентоне. В следующую субботу она поручила сыну передать Джулии килограмм бекона в благодарность за лечение.
Кролик стал наведываться к Ламентам каждые выходные; Джулия терпеливо его выслушивала, чего никогда не делала родная мать.
— Глаза ты ему вылечила, зачем же он к нам таскается? — спросил у матери Уилл.
— Потому что ему не хватает внимания, — объяснила Джулия.
— А твоим детям хватает внимания? — заорал Уилл и вылетел из дверей, столкнувшись нос к носу с Кроликом.
Говард начал искать работу. Несколько раз в неделю по утрам он надевал темно-серый костюм в тонкую полоску и уезжал на машине в город на собеседования. Возвращался он шесть часов спустя, с безнадежной улыбкой.
— Что за люди, не могу я с ними! — вздыхал он неизменно.
Говард дал себе слово не связываться с такими, как Чэпмен Фэй. Но всевозможных Гордонов Снифтеров и Симусов Тэтчеров он тоже не жаловал.
— Говард, скажи честно, тебе нужна работа? — спросила как-то вечером Джулия.
— Конечно, родная, но на этот раз по душе, — заверил Говард.
Если бы не Кролик, Уилл не повстречался бы с Мариной среди папоротников-скрипок; с того дня их свидания были пронизаны страстью. Они шагали вдоль железнодорожных путей за Университетскими Горами, пока не оказывались далеко от дома, где березовые рощи смыкаются с полями кукурузы и люцерны, а на горизонте торчат лишь телеграфные столбы да лениво кружат ястребы. Они ступали по рельсам, как по канату, держась за руки, а заслышав грохот длинного товарного состава, ныряли под насыпь и целовались, пока не пройдут вагоны. Марина разрешала Уиллу трогать свои маленькие острые грудки, но, если его рука скользила к ней под юбку, Уилл получал тычок под ребра.
По совету Фриды Грекко, тихони из женского клуба, Джулия стала готовиться к экзамену на агента по недвижимости.
— Мой муж может — сможешь и ты, — сказала Фрида.
Муж ее торговал коммерческой недвижимостью в Трентоне. Вот уже четверть века дело не ладилось, но он кое-как держался на плаву, продавая фабричные помещения и магазины в Западном Трентоне бесконечному потоку предпринимателей.
— Пойдем со мной на курсы, Фрида, — предложила Джулия.
— Нет, я же повар. Да и Стиви меня убьет! — шепнула Фрида. — Он страшно ревнивый.
Стиви Грекко как-то раз угрожал мяснику, со скидкой продавшему Фриде колбасу. Джулия улыбнулась, представив на его месте Говарда.
Когда Джулия окончила курсы, Говард отвез ее на экзамен.
— Ты сдашь отлично, не сомневаюсь, — подбодрил он ее.
— Надеюсь, — отозвалась Джулия. — Я уже сто лет не сдавала экзаменов.
— Пустяки, родная. Тебе все по силам.
Говард улыбнулся тепло, как на пикнике у Бака Куинна, когда впервые зашла речь об Америке, где у черных равные права и поезда ходят по расписанию, — только на Университетских Горах чернокожих не найти и все предпочитают ездить на машинах.
Джулия сдала экзамен блестяще. Дома в ее честь зажарили цыпленка и подняли бокалы за ее успех. Она попросила Говарда помочь ей с резюме.
Говард вытаращил глаза:
— Ты и впрямь собралась искать работу?
— Конечно, — ответила Джулия. — Зачем же я сдавала экзамен?
— Я думал, чтобы испытать свои силы. Еще немного — и я куда-нибудь устроюсь.
— А теперь послушай меня, Говард, — сказала Джулия, — помнишь наш уговор? Я отказалась от работы ради переезда в Америку. Ты обещал…
— Конечно, помню, родная, — поспешно перебил ее Говард. — Вперед, пользуйся случаем! — И умолк.
Джулия была удивлена. Она ожидала услышать от мужа заверения, что она непременно добьется успеха, но у него, видимо, не хватало сил подбодрить ее. На лице его вновь проступило страдание, как нередко бывало после несчастья с Маркусом.
Ночью Говард лежал без сна и думал: пройдет всего день, и Джулия убедится, какая это тягомотина — ходить на работу. Всего лишь день. Она сама поймет. И станет с ним заодно. Поймет, что это мерзость. Все здешние порядки — мерзость. Говард вздохнул, осознав всю силу своего разочарования. Не нужна ему работа. Вернее, нужна, только не здесь. Надо начать все сначала, на новом месте.
— Мам, есть у нас мыло? — спросил Маркус.
— Мыло? — удивилась Джулия. — Моему сыну раз в кои-то веки понадобилось мыло?
— Кусочка два-три, если есть, — уточнил Джулиус.
— Сегодня ночь проказ, — объяснил Маркус.
— Что это? М-м-м, дайте я угадаю… ночь, когда самые чумазые дети в округе моются дочиста и доводят родителей до сердечного приступа?
— Нет, — покачал головой Джулиус, — ночь проказ — это когда разыгрывают соседей. Пачкают мылом окна, развешивают на деревьях туалетную бумагу.
— Что ж, я рада, что мои дети не станут творить таких гадостей.
В ответ раздался дружный стон.
— Потому что мои дети — не дикари, — заключила Джулия.
Вскоре после ужина Уилл хотел улизнуть из дома, но помешала мама:
— Погоди! Куда это ты собрался?
— Никуда.
— А куда подевалось мыло из ванной?
— Не знаю, — ответил Уилл.
— Где близнецы?
Уилл беспомощно пожал плечами. Ему хотелось лишь одного — встретиться с Мариной в папоротниках.
— Никуда ты не пойдешь, — отрезала Джулия.
— Но, мама…
— Не спорь со мной. Я пойду искать близнецов, пока их не арестовали. А ты останешься с папой.
— Где он?
