(«Деккер — славный педагог, член длиннющий между ног») и гордо подписывались под ними.
— Да вы с ума сошли! — бушевала Джулия, поспешно стирая их имена.
— Зато смешно! — возразил Маркус.
— Вот и пишите на бумаге, как нормальные поэты! — буркнула Джулия, таща близнецов домой.
Хэллоуин прошел тихо и незаметно. Почти все дети обходили дом Ламентов стороной: историю с садовым шлангом уже знала вся округа. Близнецы, несмотря ни на что, решили прочесать весь квартал, выпрашивая сласти. Маркус оделся пиратом, нацепил бороду и повязку на глаз; Говард приладил к его протезу ржавый крюк.
— У меня же настоящий крюк есть! — воскликнул Маркус.
Джулиус в последнюю минуту раздумал наряжаться пиратом.
— Почему? — спросил Маркус.
— Мы теперь разные, — печально ответил Джулиус.
Близнецы уже давно не походили друг на друга, но до несчастного случая они чувствовали себя равными. А теперь Маркуса уже не уговоришь лазить по деревьям или качаться на канате. Джулиуса же злили косые взгляды прохожих, оскорбляли слюнявая жалость и нездоровое любопытство, достававшиеся на долю брата.
— Может, будешь Юлием Цезарем? — сказала его мать.
Он согласился, лишь когда Говард предложил ему нарядиться убитым Юлием Цезарем. Джулиус прямо-таки загорелся. Он отправился в путь с шестью кухонными ножами, воткнутыми в доску под тогой и торчавшими наружу из складок.
Близнецов никто не узнавал, пока не замечали крюк Маркуса. Эбби Галлахер при виде них стошнило — значит, вечер удался.
Все будет хорошо
Вторая американская зима Ламентов началась с невиданной ноябрьской метели: хлопья величиной с монеты за ночь превратили Университетские Горы в прелестный и мирный уголок с рождественской открытки. Никогда в жизни Уилл и близнецы не видели столько снега.
Близнецы выскочили во двор в пижамах и лепили снеговиков, пока едва не отморозили голые руки и ноги. Машина не заводилась. В школе отменили занятия. Когда в четыре наконец принесли почту, Ламентам пришли два важных письма: одно для Джулии, другое для Говарда.
— Родная, — сказал Говард перед сном, — у меня отличная новость!
— Чудесно. И у меня, милый! — отозвалась Джулия. — Ты первый.
— Вот что, — начал Говард, — я решил, что лучше Австралии для нас места нет.
Джулия опешила:
— Австралия?
— Да. Климат прекрасный. Все говорят по-английски, и масса возможностей найти работу.
— Говард, — ответила Джулия, — тебе уже предложили там работу?
— М-м-м… пока нет. Но я уверен…
Джулия протянула письмо:
— Ну а мне предложили. В агентстве недвижимости.
Говард вздохнул:
— Замечательно, милая, но в этом конверте мой последний чек. Нам просто нечем платить за дом. Ничего не попишешь.
— Значит, подыщем дом подешевле, потому что в Австралию я не поеду.
Наградив мужа одним из самых прохладных за всю их семейную жизнь поцелуев, Джулия повернулась на другой бок. В ту ночь обоим не спалось.
«Все, что тебе нужно, — это любовь». «Любовь вот-вот придет». «Любовь движет мир». «Любовь — это чудо». Все песни по радио звучали для одного Уилла, и в каждой пелось о Марине. Они вместе ходили в школу, вместе возвращались домой. На уроках перекидывались записками, по ночам подавали друг другу знаки из окон спален. Их связывало юношеское презрение к миру взрослых, насквозь фальшивому и лицемерному. Они любили друг друга нежно и безгранично. В День влюбленных они обходились без конфет и слащавых поздравлений — это для лицемеров и притворщиков. Марина и Уилл вырезали свои инициалы на старой березе, где их имена останутся на века.
Когда за завтраком объявили о переезде, Уилл и близнецы поняли, что теперь главной в семье стала мама. Джулия рассказала об их планах как о новом приключении, и в ее глазах сверкал озорной огонек, как когда-то у Говарда. А Говард сосредоточенно намазывал маслом хлеб.
— Мы теперь бедные? — испугался Джулиус. — Не хочу быть бедным.
— Глупости, — ответила Джулия. — Мы просто перебираемся в дом подешевле.
— Далеко? — спросил Уилл.
Джулия ожидала, что на этот вопрос ответит Говард, но тот, ничего вокруг не замечая, соскребал с ножа масло.
— Милый! — окликнула Джулия.
Говард, хлопая глазами, переспросил.
— В Квинстаун, — объяснил он наконец. — Это недалеко, чуть дальше от центра. Будете ходить в новую школу.
— Не хочу переезжать, — объявил Уилл, надеясь, что отец будет на его стороне.
— У папы новая работа? — спросил Джулиус.
Джулия повернулась к Говарду, и тот, помолчав, ответил:
— Нет, Джулиус. Это мама устроилась на работу.
Близнецы уловили нерешительность Говарда.
— На хорошую?
— Конечно, — заверила Джулия.
Маркус больше всего боялся оказаться с Джулиусом в разных классах, но Джулия пообещала, что их не разлучат, и недовольным остался один Уилл.
— Не поеду! Буду жить здесь! — заявил он.
«Я тебя теряю». «Расставаться тяжело». «Мое сердце разбито». «Только ты». Теперь все песни по радио были о его горе. В каждой пелось о разлуке с Мариной. Уилл со слезами шел в школу и в слезах возвращался домой. В классе они обменивались мрачными взглядами, и каждый знал, как тяжело другому. Никому было не понять их боли — острой, нестерпимой, доселе невиданной на земле.
— Я еду не на край света, — говорил Уилл.
— За много-много миль.
— Буду тебе звонить.
— Это совсем не то.
— Буду писать.
— А вдруг мои родители перехватят письма?
Марина говорила с таким жаром, что Уилл задумался, не упивается ли она страданием чуть больше, чем следовало бы.
— Забудешь меня, когда я уеду? — спросил Уилл.
Марина чуть помедлила.
— Никогда.
Марина рассказала Уиллу о переменах в их семье. Мистер Химмель отдал один из «мерседесов» в счет покупки белого сияющего «форда», а Астрид отправили в пансион в Вермонте.
