подстриженные в форме фламинго.
— Я беременна, — сказала Мэри.
Сон стал похож на явь: она и в самом деле призналась ему в саду.
— Откуда? — изумился Уолтер.
— Трахались по три раза на дню — вот откуда. — Мэри улыбнулась задорно, по-девчоночьи. В этом вся Мэри: тридцать шесть лет, а разговаривает, как проститутка.
— Что же теперь делать? — спросил Уолтер, хотя ответ знал. Порядочные люди в таком случае женятся.
— Но ты меня любишь?
— Наверное. Пожалуй. Отчего ж не любить?
Мэри, вскрикнув, бросилась ему на шею. И вот они, муж и жена, гуляют по кейптаунскому парку: Уолтер в соломенной шляпе, пиджаке и галстуке, Мэри подставляет солнцу колечко с сапфиром, пуская зайчики в суровое бронзовое лицо бурского героя, окаменевшего посреди бассейна с золотыми рыбками, меж четырех фонтанов. Тротуар раскален. Мэри, скинув сандалии, прыгает в бассейн, под фонтан, белое льняное платье липнет к телу. Мэри кривляется под струями воды, визжит и отплевывается, трясет мокрыми волосами, вышагивает важно, как герцогиня, — смешная, мокрая до нитки, с блестящим на солнце животом.
Уолтер застыл у бортика неподвижно, как статуя бурского героя.
— Иди сюда, Уолтер! Плюнь на все и прыгай! — крикнула Мэри.
Уолтер смотрел на беременную жену: что возьмет верх — его самообладание или ее озорство? Наконец, решив, что Мэри — его спасение, лекарство от скуки, он скинул туфли и, подбросив в воздух шляпу и пиджак, влез в бассейн. Мэри — его освободительница. Возблагодарив судьбу, он заключил жену в объятия.
Старички и старушки на скамейках брезгливо морщились при виде столь вопиющего хулиганства в общественном саду. Досталось от этих дурачеств и бронзовому буру: соломенная шляпа Уолтера ухарски сидела у него на голове. Уолтер хохотал до слез, а Мэри корчила рожи нахмуренной пожилой даме.
Он свободен и влюблен в Мэри! Благослови Бог ее проказы и острый язычок!
— Уолтер! — раздался вдруг крик Мэри.
Уолтер обернулся. На платье Мэри, между ног, расплылось алое пятно.
Вопль резал уши. Уолтер проснулся.
Сквозь ветровое стекло на него пронзительно кричал марабу. Уолтер дернулся в кресле и завел мотор. Птица как ни в чем не бывало лениво расправила широкие крылья и не спеша спрыгнула на землю. Уолтер, заядлый охотник на импал и зебр, знал: стоит уложить зверя, первыми слетятся марабу и грифы.
Когда машина рванула с места, Уолтеру подумалось: не учуял ли марабу кровь в его сне?
Мэри Бойд металась на постели. Зря она позвонила Уолтеру: Уолтер о ней и думать забыл. Она подарила ему себя без остатка, а он ее отверг. Когда они в последний раз любили друг друга, Мэри чутьем угадала, что он лишь прощается с ней.
— Обойдусь без тебя! — сказала вслух Мэри. — У меня есть Джеки!
Тем временем, на рассвете, Уолтер подъезжал к больнице, раздумывая, как найти жену и ребенка. Табличка гласила: «Часы посещений с 9:00 до 15:00». Уолтер сосчитал минуты, перевел в секунды и, чтобы скоротать время, решил прогуляться среди рододендронов.
Шесть утра. Джулия привыкла, что медсестры снуют туда-сюда, поскрипывая тапочками, и удивилась, что на этот раз сестра зашла в палату бесшумно.
— Что случилось? — спросила Джулия в полудреме.
— Я только сменю подгузник, — шепнула сестра, беря на руки запеленатого младенца.
Прислушиваясь к ее шагам, Джулия пыталась вспомнить, где она раньше видела эту глупую улыбку.
У Мэри ныла грудь. Вот уже полсуток она не кормила ребенка, и при одной только мысли о молоке на белом халате, украденном из кладовой, проступили два мокрых пятна. У регистратуры Мэри опустила большую парусиновую сумку, молясь, чтобы Джеки не закричал.
Дежурный поднялся открыть ей дверь. Заметив два больших мокрых пятна на груди у Мэри, он отвел взгляд.
У входа в больницу Милосердия посетителей приветствовала роскошная розовая клумба; Джулия любила розы и всякий раз, когда шла на прием к доктору Андербергу, останавливалась их понюхать. Однако Мэри сейчас было не до красоты, розы служили ей лишь укрытием. Она быстро миновала беленое здание с черепичной крышей и остановилась под большим пурпурным рододендроном, чтобы перевести дух. Сердце у нее бешено колотилось. Боже, что она натворила! Мэри заглянула в сумку: малыш смотрел на нее без страха, улыбаясь. Просто солнышко! Сомнений нет, она поступила правильно. Но куда бежать? Как поймать машину, если в сумке маленький Джеки?
— Мэри! — окликнул ее знакомый голос из зарослей рододендрона.
— Уолтер! — выдохнула она.
Уолтер виновато улыбнулся:
— Удивил я тебя, да? Не ждала меня? Ну вот и я, Мэри. Вот и я!
Он хотел ее обнять, но тут в сумке у Мэри что-то пискнуло.
— Это Джеки, Уолтер. Наш малыш, — сказала Мэри. — Поздоровайся с папой, Джеки.
Уолтер часто заморгал. Слезы застилали ему глаза, он не находил слов, чтобы выразить свою радость, а Мэри засыпала его вопросами и просьбами. Где машина? Мы уже едем? Мамочке пора кормить ребенка! Ошеломленный, счастливый Уолтер был снова готов на подвиги ради Мэри. Через несколько минут они были уже в пути, больница Милосердия таяла вдали, а на коленях у Мэри посапывал комочек счастья.
— Не больница, а сущее безобразие! — орал Говард. Вообще-то он никогда не повышал голоса, но раз такое случилось, как не сорваться на крик? — Черт подери, как могли похитить нашего сына?
— Это вопиющий случай. Ни одна мать еще не уходила от нас с чужим ребенком, — оправдывался доктор.
— Но надо было принять меры! — бушевал Говард.
— Как прикажете готовиться к тому, чего никогда не бывало? — бормотал доктор.
— Давайте лучше подумаем, куда эта женщина могла его увезти! — молила Джулия.
— Санитарка видела, как она садилась в машину и уезжала со стоянки, — сказал доктор Андерберг. — Полиция обязательно ее выследит.
— Она уже миль за пятьдесят отсюда! — кричал Говард. — А вдруг она потребует выкуп?
— Милый, вряд ли ей нужен выкуп, — вполголоса возразила Джулия. — Мне кажется, ей нужен наш мальчик.
Это мрачное предположение заставило Говарда вновь обрушить гнев на доктора.
— А все вы виноваты! — заорал он. — Заморочили Джулии голову вашими бреднями…
— Прошу прощения, — рассердился доктор, — но я действовал из лучших побуждений.
Автомобиль пересекал широкую равнину, и пьянящая радость Уолтера понемногу испарялась. Он держался сколько мог, всей душой желая продлить драгоценное чувство, но больничные тапочки Мэри, растрепанные волосы, мокрый белый халат и продуктовая сумка рождали множество подозрений.
— Наелся, Джеки? — проворковала Мэри.
Малыш отвернулся от груди и взглянул на Уолтера. Думать за рулем было невозможно, и Уолтер остановил «вольво».
— Что-то сломалось? — спросила Мэри.
