поезда.
На окрестных улицах рассосались все пробки, в окнах многоэтажек зажигался и гас свет.
Давно уже тускло сияли фонари на улице Клинской. Манили, звали, туманили разум.
И внезапно поднялся сильный ветер – налетел с севера, явно давая понять, что тепло летнее не вечно, близятся холода.
Они то шли вплотную к забору, то уклонялись от него, снова вернулись в темный парк Грачевка и затем опять очутились на улице Клинской. И когда все уже устали и второе дыхание еще не открылось, Даня объявил короткий привал.
– Верхом не пройти, везде охрана, – сказал он.
– А мы вообще никого не видели, – загалдели шепотом экскурсанты.
– Так охрана на то и охрана, чтобы глаза таким, как мы, не мозолить. Но от меня им не скрыться. Решено, идем низом – через коллектор.
– Под землей? – тревожно спросила Вера Холодная.
– Я же сказал, через коллектор по трубе.
– А там что, канализация? Говно плавает? – Вера Холодная, дочка вице-губернатора Подмосковья, не стесняясь высказала общие опасения. – Мы что, пойдем через говно?
– Может, кто-то уже струсил? Отказывается от ходки в Амбреллу? – Даня оглядел экстремалов.
– Да нет, просто мы немного устали, дай передохнем, – сказал рязанский молодожен. – Мы лично точно идем, мы с Рязани специально приехали. И потом, это такое место, такая аура, «Обитель зла» – это про Ховринку снимали. Если сверху на больничные корпуса смотреть, то там знак такой предупреждающий Биохазард – типа опасности. И кто, интересно, все это спроектировал так? А потом все взяли и бросили, потому что место сильно нечисто.
– Вы слышите? – Даня настороженно прислушался.
– Нет, а что?
– Отдыха не будет. Скорее, все за мной, вниз.
Они почти бегом устремились за ним – он вел их как овец, как милых славных овечек, которые бе- ееееее!
Пригнулись, нырнули в трубу.
– Ой, как тут воняет! – запищала Вера Холодная.
Но почти сразу же вышли наружу – уже на той стороне за забором на территории Ховринской больницы.
Ветер ударил им прямо в лицо.
Свежий холодный ночной ветер.
– Ну вот, мы здесь, – Даня указал на корпуса, на мрачный двор-колодец – один из трех, ближайший к коллектору. – А теперь быстро двор пересекаем, стараемся держаться у самой стены и избегать не освещенного прожектором участка.
– Почему? Зачем ты хочешь, чтобы мы держались на свету? – спросил Смайлик Герштейн. – Сам же говорил – тут охрана.
– Охрана сюда не заходит. И не поможет нам.
– Почему?
– Потому что это Двор Крикуна. Всё, бегом!
Вбежали внутрь в бетонный короб вестибюля больничного корпуса. Сюда, в разбитый вестибюль, еще проникал свет прожектора, освещавшего ограду, но когда вошли в левый коридор, ведущий к следующему корпусу, пришлось включить фонарики.
Пятна света ползали по бетонным стенам, испещренным граффити.
– Да тут до нас целый табун успел побывать, – присвистнул один из рязанских молодоженов. – Натоптанное место.
– Это только начало. И шшшшш! Не шумите тут, – Даня-Душечка оглянулся.
– Почему?
– Потому что Двор Крикуна все еще близко, а это его территория. Угодья.
– Какие еще угодья?
– Люди рассказывают, что охотничьи, – и Даня махнул рукой: айда, углубляемся в брюхо Амбреллы.
И они углубились. Мрачные темные коридоры, глухие бетонные боксы, стены кирпичные.
Вот добрались до относительно сносно сохранившейся лестницы на верхние этажи. Начали карабкаться, чтобы посмотреть на все три двора Ховринки сверху. Дошли аж до восьмого этажа. Даня следил, чтобы все держались у стен, ни в коем случае не приближаясь к темной глубокой шахте для лифта.
– Вот то самое место, откуда бросился один мужик, теперь двор внизу называют Двор Разбившегося Насмерть.
Все сгрудились у темного проема. Странный вид открывался отсюда, с восьмого этажа Амбреллы: море огней огромного города, но все это не здесь, а там, за периметром ограды.
А тут лишь тьма, высокие, как утесы, пустые корпуса, тени – там во дворе внизу, шорохи, шорохи…
– Вот, слышите? – внезапно спросила Вера Холодная, обернув к двери, в которую они только что вошли, настороженное, раскрасневшееся от крутого подъема личико. – Вот снова, слышите?
– Я ничего не слышу, – сказал Смайлик Герштейн.
– Звуки… Пока мы по лестнице поднимались, мне все казалось, что за нами идет кто-то.
– Тут такое бывает, – сказал Даня-Душечка.
– Что, преследователи незримые? – бойфренд одной из Пастушек скривил мину.
– Нет, просто чудится иногда, тут ведь кругом сквозняки, ветер.
Бойфренд одной из Пастушек наклонился, поднял с пола осколок кирпича и запустил его в окно.
Спустя несколько секунд они услышали глухой стук – кирпич ударился о плиты Двора Разбившегося Насмерть.
А потом сразу откуда-то снизу донесся еще один звук. Словно что-то прошелестело, проползло, царапая шероховатые стены.
– Вот! Это что? – прошептала Вера Холодная.
– И мы тоже слышали, – Пастушки прижались друг к другу.
– Это не ветер, на ветер не похоже, – сказал Смайлик Герштейн.
– Давайте-ка спускаться, там еще одна лестница есть целая, только надо пройти весь этаж, – Даня указал в направлении темного провала.
Они медленно брели по усеянному битым кирпичом и щебнем полу. Стены тут тоже расписаны граффити, но уже никто не шутил, что это место «натоптанное».
Все так же медленно и осторожно начали спускаться по ступенькам. Тут сохранилось даже некое подобие перил в виде железных брусьев.
– Вот сейчас опять, вы слышали? – Вера Холодная, то ли самая «остроухая», то ли испуганная больше остальных, снова замерла на месте. – Кто-то идет за нами.
Все остановились на площадке между четвертым и третьим этажами.
Тихо все.
Бетонный свод над головой как крышка гигантского пенала.
– Давайте спустимся совсем вниз, – предложил один из рязанских молодоженов. – У меня что-то от этой лестницы чертовой голова кружится.
Спустились, но в другом месте – далеко от вестибюля.
– Я поведу вас в следующий корпус, – объявил Даня-Душечка.
Он оглянулся на свой маленький отряд. Все как-то сбились в кучу, и вид у всех уже не веселый, не бодрый. Но оно и понятно, такой марш-бросок вокруг периметра, потом коллектор, подъем на восьмой этаж, а затем спуск.
– Сейчас мы пройдем вдоль стены, на которой тот самый Зловещий Рисунок снаружи, – пояснил он. – Но на улицу нам лучше не показываться.
– А что, Крикун нас услышит? – хмыкнул бой-френд одной из Пастушек.
– Заткнись, – велела Пастушка.
