А ее подруга спросила:
– А кто такой этот Крикун?
– Тот, кто кричит по ночам, – сказал Даня. – Люди говорили, кто тут ходил до нас. Но когда охотится, он молчит. Его не слышно. Вот как сейчас.
Все начали оглядываться по сторонам. Пятна фонарей ползали по стенам.
Какие огромные трещины в этих стенах…
Сколько тут дыр в полу…
Сколько непроглядных темных проемов, уводящих глубоко в недра Амбреллы.
Вдоль стены все уже буквально крались.
Даня свернул в один из коридоров, и они растянулись за ним цепочкой. А потом все снова как-то сгрудились, словно никто не желал замыкать шествие в темноте.
Внезапно потянуло сквозняком, а потом долетели еще запахи – паленого и нечистот.
– Там впереди свет, костер, ой, что это?! – Вера Холодная, отпрянув, наткнулась на Даню, прижалась плечом к его груди. В другое время он бы обнял ее крепко, и пошел куда подальше Смайлик Герштейн, зависший где-то там в арьергарде. Но сейчас было не до нежностей.
Даня отстранил Веру рукой, сделал знак, чтобы никто не шумел, и…
Они вышли в зал, усеянный мусором, картонками, ящиками, с огромной дырой в потолке, куда спиралью вился дым маленького костерка, разложенного в центре зала.
Возле костерка сидели трое, и они уже поднимались – грязные, лохматые бродяги. Двое одеты в замызганные куртки, а на одном что-то вроде старой черной рясы или халата и сивая борода клочьями.
– Вам что тут? Чего забыли? – хрипло спросил один из бродяг.
– Все, все, мы уже уходим, – Даня попятился.
– Так сразу и уходите?
– Отчего же так скоро? – осведомился бородач (не пойми кто, то ли ряженый, то ли уличный проповедник-хиппи, то ли поп-расстрига, этакий современный Варлаам). – Проходите, может, это Господь привел вас сюда, пути его неисповедимы…
Амбрелла, это твои пути неисповедимы…
– Мы уже уходим, это все ваше, нам ничего тут не надо. – Даня поднял руки.
– А я дарю вам и кров, – бородач повел рукой, – и стол, и очаг.
– Телку хоть одну нам оставьте! Бог и тот велел делиться.
– Моисей провел народ свой через пустыню и пришел сюда, в землю обетованную.
– Телку, я сказал, оставь нам, вот эту!
Корявый палец уперся в Веру Холодную. Щелкнуло лезвие выкидного ножа.
– Сиськи твои зацелую, откушу…
– Все, делаем ноги быстро! – скомандовал Даня.
Он схватил Веру за руку, и они помчались назад в темноту.
Топот…
Эхо…
Темные коридоры…
Кто-то из них споткнулся и упал, тут же поднялся на ноги и помчался, обгоняя остальных.
Топот…
Эхо…
Эхо…
Они влетели в зал без окон – такой огромный, что он походил на Белорусский вокзал. Свет фонарей уперся в арматуру железных балок наверху, на потолке, высоко над головой.
Все запаленно дышали. Никто отряд не преследовал.
– Оторвались, – сказал Даня и сел на корточки.
Остальные буквально повалились – кто сел, кто сполз по стене.
– Тут полно неадекватов, особенно ночью, – сказал Даня. – Прежде еще больше было, но охрана палит, остались самые наглые и самые опасные.
– Веня, – Вера Холодная обернулась к Смайлику Герштейну, – Веня, ты почему за меня там не заступился?
– Все же сразу побежали.
– Этот гад хотел меня… он хотел меня изнасиловать. Почему ты за меня не заступился?
– Малыш, я…
Даня слушал этот диалог, закрыв глаза. Повезло… это называется крупно повезло с этими долбаными бомжами. Пусть и дальше повезет, ведь их ночная экскурсия еще не кончена.
– Не смей ко мне прикасаться, – Вера ударила по протянутым к ней рукам Смайлика, – не смей меня трогать. Тот ублюдок хотел меня изнасиловать, а ты ничего не сделал, не защитил меня!
Рязанские молодожены достали сигареты. Сначала угостили всех, потом щелкнули зажигалкой. Пастушки и бойфренд закурили. Троица с форума – шестнадцатилетняя девица и два крепких парня – закурили тоже. Даня почуял сладкий запах марихуаны. Понятно все с этой троицей. Явились в Амбреллу ловить кайф.
– Их только трое, и они пьянь, на ногах еле стоят, а нас вон сколько, – сказал один из крепких парней, пуская дым колечками. – Девушка, я бы за вас заступился. Но командир приказал отступать.
Вера Холодная окинула его презрительным взглядом:
– Да пошел ты.
Она встала. Посмотрела вверх на потолок – железные ржавые балки.
– Все, хочу на воздух, давайте выйдем во двор.
Даня огляделся по сторонам – когда бежали… куда бежали… В Амбрелле лохам-новичкам заблудиться раз плюнуть, но он ведь опытный сталкер.
– Нам надо вернуться в тот коридор и пройти немного назад, – сказал он.
– Но я не хочу назад. Тут вот есть проход, и отсюда сквозняком тянет.
Вера сунула руки в карманы джинсов и пошла через зал к темной дыре на дальней стене.
И в этот момент они все услышали этот звук. Что-то проскребло, прошелестело, царапая шершавый бетон.
А потом послышалось низкое гортанное – то ли вой, то ли рычание.
Луч фонаря Веры, такой тонкий и жалкий, уперся в противоположную стену, на этот самый пугающий звук, и они увидели на фоне провала в стене… силуэт.
Кто-то пригнулся, словно изготовившись броситься на них из темноты.
Шорох…
Вера дико закричала, отпрянула, споткнулась, упала на спину.
Все разом вскочили. Свет их фонарей заметался по стенам, шаря, ловя, что же это было… где ОНО…
Звук повторился – громче, мощнее, – что-то совершенно непередаваемое: какой-то утробный клекот, вой, наполнивший сердца их ужасом. В нос ударил резкий отвратительный запах.
И в свете своих мятущихся фонариков они увидели на фоне бетонной стены нечто приземистое, припавшее к полу – лоснящееся то ли от жира, то ли от слизи, багровое, словно лишенное кожи, шкуры, которую с него содрали, покрытое сетью белесых вен и язв тошнотворного вида.
ОНО поднялось с четверенек на дыбы, и его выросшая тень достала до потолка, до самых железных стропил.
Пастушки, визжа, бросились прочь, не разбирая дороги, сбили с ног Даню-Душечку. Все смешалось разом – топот, вопли ужаса. К упавшей Вере Холодной бросились рязанские молодожены, схватили ее за ноги и волоком потащили из зала. Даня видел, как ошалевший Смайлик Герштейн помчался в боковой коридор следом за улепетывавшей шестнадцатилеткой с форума, которая на ходу отстегивала лямки рюкзака. Самого Даню рывком поставили на ноги сильные руки одного из «крепких парней» – любителей травки.
