взмоет над башнями в ночное небо.
С воплем боли Лыков, у которого были сломаны обе ноги, перевернулся, прицелился – пистолет все еще был у него в руке, и…
– Нет, не надо, не стреляй!!
Выстрел! Еще! Еще!
Вертолет накренился, контейнер, который не был закреплен, сила тяжести вынесла наружу, увлекая за собой и Веретенникова, пытавшегося контейнер удержать. А вертолет на скорости врезался прямо в башню «Эволюция».
Взрыв, сполох пламени.
И в багровых отсветах пожара они все, оставшиеся внизу и пытавшиеся укрыться от падающих им на голову осколков стекла и горящих частей вертолета, увидели, как контейнер и Веретенников упали на строительные леса на уровне двенадцатого этажа башни «Био».
Контейнер…
Гроб хрустальный…
От удара его крышка, которую удерживали электронные запоры, отскочила.
Глава 54
Гроб хрустальный. Будущее уже здесь
Крышка отскочила. Прозрачный пластик треснул.
Гроб хрустальный не рассыпался миллионом брызг, он все еще был крепок.
Но то, что там было скрыто, хранимо, украдено, похищено, теперь освободилось.
Ни дым, ни гарь не могли заглушить густой, мощный запах, что мгновенно окутал все, распространяясь с ветром. Запах жизни и ее отходов.
Катя с помощью подоспевшего Гущина поставила Мещерского на ноги и пыталась распутать обвивавший его скотч. Но она ощутила тошноту и ужас.
Все смотрели вверх, позабыв обо всем.
А там, на лесах, на уровне двенадцатого этажа двигалось, ползло НЕЧТО.
Лишь отдаленно оно напоминало человеческую фигуру. Торс… плечи… руки, хватавшиеся за леса.
И все это было красно-багрового гнойного цвета, словно старая прежняя человеческая кожа стала этому созданию давно мала и лопнула и теперь висела заскорузлыми клоками, как бахрома.
На леса упали горящие обломки, и на башне «Био» начался пожар.
Искры обожгли видоизмененный образец. И по телу цвета гноя прошли судороги. А потом…
– О боже, – прошептал потрясенный Мещерский, – это Рюрик?
На месте багрового пузыря, венчавшего торс, лишь на мгновение показалось человеческое лицо – словно сквозь оболочку кокона. Они увидели в отблеске пламени, как рот распялился в крике – то ли боли, то ли предупреждения – уходите, не оставайтесь здесь, рядом со мной!
А затем багровый пузырь лопнул и тут же снова раздулся, увеличиваясь, увеличиваясь, увеличиваясь до невероятных размеров.
Субстанция не только влияла на жизненный цикл, она защищалась – корчась и страдая от ожогов, она мгновенно приспосабливалась к новой среде.
Розовый чудовищного вида отросток выпростался из самой середины и оплел конструкцию лесов, багровые языки вытянулись и прилипли к стеклам башни «Био».
В пламени пожара словно расцвел невиданный цветок. На какое-то мгновение можно было даже различить тычинки и пестик, лепестки, стебель, а потом все превратилось в гигантского вида хрящ, сочленение мышц, и вот снова изменилось – покрылось волдырями, пошло рябью, задрожало и свернулось в спираль, как раковина, и тут же опять распрямилось, выстрелило вверх новыми отростками, похожими на щупальца с присосками на концах, ощетинилось рыбьим плавником, выпростало наружу голую кость крыла, тут же обросло перепонкой, пупырчатой кожей, покрылось чешуей, оплетая леса, стекла, пожирая, вбирая в себя и дерево, и бетон, и стекло.
Павел Веретенников – Август Долгов, еще живой, все пытался подняться наверху, но тело его сломалось, расплющилось от удара.
И Тефида накрыла его своей видоизмененной сущностью, как великая океанская волна, не знающая жалости, воняющая аммиаком, сеющая споры новой жизни.
Они видели, как в багровых складках кожи, в чешуе и хрящах мелькнули его ноги, руки. Послышался вопль, и колесо жизни смололо его в пыль, забирая его плоть, его клетки, его ДНК.
В багровой мантии возникла пасть, усеянная острыми как бритва клыками мегалодона, давно вымершего в наших морях, и тут же обернулась розовыми крыльями огромной стрекозы.
– Я вызываю военные вертолеты. Нам надо уходить отсюда всем, всем! – Ева Ершова махала рацией. – Все уходим, уезжаем немедленно!
А потом все снова изменилось – проросло сквозь кожу и хрящ, сквозь жабры, легкие, панцирь, стекло и бетон. И лишь сдавленный хрип…
Так не похожий на любой из голосов этого мира…
Не крик…
Не рык…
Не шепот…
Не стон…
Что-то другое…
Как эхо – над ночной Москвой.
Вертолеты прилетели через четверть часа.
Катя, Гущин, Мещерский, Ева, спецназ, водители машин, зеваки, жильцы близлежащих многоэтажек, пожарные, полиция, врачи «Скорых», представители городской администрации, люди из правительства, дети, взрослые, собаки, кошки, военные, рядовые и генералы, советники, дипломаты, офисные клерки, рабочие коммунальных служб, студенты, профессора, министры, корреспонденты новостей, москвичи и гости столицы – потрясенные, не верящие глазам своим, наблюдали с безопасного расстояния до самого утра.
И никто не расходился по домам.
Военные спасатели, спустившись с вертолета на тросе, сначала подняли Ивана Лыкова – обезумевшего от ужаса, охрипшего от воплей.
А потом на вертолетах пустили в ход огнеметы.
Башня «Био» вспыхнула, как факел.
И горела долго.
Но этого показалось недостаточно.
На рассвете вертолеты сделали несколько новых заходов уже с запасом химических препаратов.
Пена хлынула из брандспойтов, мгновенно застывая, обволакивая собой обугленные конструкции небоскреба, обеззараживая и стерилизуя, застывая толстой коркой на лопнувших от жара стеклах, закопченных стенах, усеянных запекшимися багровыми брызгами.
Глава 55
Иона после чрева кита
Прошло семнадцать дней. И за эти семнадцать дней пережитый Москвой шок и трепет… и любопытство, и ужас, и восторг… стали прошлым.
Не то чтобы все устаканилось, нет.
Обугленный небоскреб «Био» и весь комплекс Москва-Сити, оцепленный войсками и полицией, каждый день, каждую ночь привлекал тучи зевак. Возникло новое «место силы», и какой силы!
Но канул в Лету день восемнадцатый, девятнадцатый, и все постепенно стало стихать, как после грозы.
Все возвращалось на круги своя. Ведь даже после выхода в открытый космос и полета на Луну люди занимались своими обычными делами.
Даже библейский Иона, проглоченный китом, непереваренный и выплюнутый, немного оправившись от пережитого шока и увиденного в брюхе чудовища, вернулся к нормальной жизни – ел, пил, пировал с друзьями, копил деньги, проповедовал и сочинял.
