удалился к себе, надеясь, что искренность юношей заменит не только отсутствующее гикори, но и молчание Вашанки и его собственного сердца. Воспользовавшись другим переходом, жрец достиг закрытой занавесом ризницы, находившейся рядом с его личной молельней. Там его ждала тога из тончайшей белой шерсти; из-за гобелена доносилось едва слышное ворчание писаря Хоксы, который орудовал над жаровней. Его жена и целая толпа недовольных ранканок, собравшихся у нее с рассветом, гудели в прихожей, отделяющей молельню от жилой части дома.
Молин натянул тогу на плечи и вздрогнул, когда прикосновение ткани открыло рану, которую он не помнил, как получил. Пошарив во тьме, он нашел полоску ткани и вошел в молельню, одетый в сапоги, набедренную повязку и свисающую с правого плеча тогу, по левой руке его струилась кровь. Хокса, к его чести, не пролил ни капли из кубка с подогретым вином с пряностями.
- Мой господин... мой господин, вы ранены.
Молин кивнул, сбросил тогу на тщательно уложенные свитки Хоксы и осмотрел два кровавых подковообразны) следа у себя на руке. Возможно, уличные мальчишки, но скорее всего Гискурас. С помощью здоровой руки и зубов Молин разорвал ткань надвое, вытащил из-за пояса нож и протянул его Хоксе.
- Подержи его над углями. Нет смысла рисковать -лучше пусть меня кусает меч, чем ребенок.
Жрец даже не вздрогнул, когда раскаленный нож прикоснулся к коже; и все же, после того как рана была обработана, руки его дрожали, когда он нес кубок с вином до своего рабочего стола.
- А теперь расскажи мне, Хокса, как прошло у тебя это утро?
- Дамы, мой господин Молин... - начал писец, делая движение плечом в сторону двери, за которой хор женских голосов бубнил в споре, слова которого было невозможно разобрать. - Ваш брат, Лован Вигельс, был здесь, искал свою дочь. Жаловался... - Хокса умолк, набрал побольше воздуха и продолжил, правдоподобно подражая гнусавому голосу Вигельса: - На убогость ранканской власти в Санктуарии, который все еще остается частью империи, хотя вы, похоже, смогли скрыть от властей прибытие кучки бейсибских беглецов со своим плохо охраняемым золотом; империя смогла бы найти этому золоту применение в военных походах, вместо того чтобы его растрачивали пучеглазые варвары и отребье червей.
Хокса снова с шумом вобрал в себя воздух.
- А затем буря вырвала окна из стен. Стекло, которое привезла из Рэнке ваша супруга, разбилось, и, боюсь, госпожа пребывает в сильном гневе...
Молин опустил голову на руки, представив аристократическое, немного пресное лицо Лована.
'Мой брат, - мысленно обратился он к образу из памяти, - мой дорогой слепой брат. На имперском троне сидит убийца, убийца, заставивший тебя бежать в Санктуарий, спасая свою жизнь. Не раздумывая, на одном дыхании ты рассказываешь мне, как низко пала развращенная империя, и тут же коришь меня за то, что я отступился от нее. Выбери что-нибудь одно, дорогой мой брат.
Я говорил тебе о Вашанке. Потребуется много лет, может, даже несколько поколений, пока империя падет, но она уже сейчас мертва, и изменить ее смогут только люди нового Вашанки. Я уже сделал свой выбор'.
Жрец уже не раз говорил это брату - как многое другое, и больше повторять не собирался.
- Хокса, - сказал он, выбросив Лована из своих мыслей, - на меня напали на улице; я побывал в детской, где ребёнок убил одного из моих старых друзей; у меня горит рука, а ты говоришь мне о моей жене! Есть что-то достойное внимания в этой проклятой куче пергамента, прежде чем я пойду, поклонюсь в ноги Щупансее и скажу ей, что все снова под контролем?
- Гильдия магов жалуется, что мы ничего не сделали для определения места нахождения тайзского колдуна Рэндала.
- Ничего не сделали! Да я увеличил число наших осведомителей на двадцать человек! И сам хотел бы знать, куда исчез этот маленький хорек! К черту Гильдию магов: подождите, пока Рэндал не вернется сюда, Рэндал с этим справится, Рэндал воевал у Стены Чародеев - он может управлять погодой. Да я сам могу управлять погодой лучше, чем этот сброд бормочущих заклинания идиотов! Гискурас заставляет землю шевелиться. Ему три года, а вспышки его гнева сотрясают камни. Если так будет продолжаться и дальше, мы будем вынуждены пойти к этой стерве-ведьме - передай им это, Хокса, и распиши получше.
- Слушаюсь, мой господин! - Писец зашуршал свитками, уронив половину из них на пол. - Вот счет от мастера по металлу Балюструса за починку дверей храма. Третий отряд коммандос просит карт-бланш против своих врагов; приближенные Джабала просят ордер против обитателей Подветренной и купцов; горожане из квартала ювелиров требуют защиты от шайки Джабала и коммандос; и все требуют усмирить пасынков...
- Какие-нибудь вести от командира пасынков?
- Стратон представил судебное постановление...
- Хокса! - Не двинув головой, Молин поднял глаза от письменного стола.
- Нет, мой господин Молин. От Темпуса вестей нет.
Вражда между жрецом и не совсем смертным марша лом никогда не выражалась словами. Она была обоюдно инстинктивной, но теперь, когда Кадакитис признался что Темпус - истинный отец мечущего гром и молнии Маленького Бога в детской, Молин нуждался в маршале а тот затерялся где-то у Стены Чародеев.
Для Факельщика, однако, непозволительной роскошью было предаваться размышлениям о мириадах разочарований вокруг. Дверь, ведущая в прихожую, распахнулась, пропуская его жену, Розанду, которая выглядела со всем несчастной.
- Я знала, что ты здесь, - прокрался, как вошь, избегая меня...
Жена никогда не была частью представлений Молина о будущем - и уж конечно, не та жена, которую навязал ему Брахис. Не то чтобы жрецы Вашанки должны были хранить безбрачие - у них хватало трудностей и без этих неестественных ограничений. Выражаясь по-простому, среди жрецов Вашанки жрецов Божественного Насильника - было принято выбирать более легкие связи среди множества азиун, живущих при храме. Ни один прислужник Вашанки добровольно не пахал полей со служительницами Сабеллии (которых на жаргоне звали Наследственными Греховодницами).
- У меня дела в городе, требующие личного моего присутствия, дражайшая супруга, - ответил жрец, не утруждая себя вежливостью. - Я не могу сидеть без дела каждое утро, пока ты копаешься у себя в гардеробе.
- У тебя есть и здесь важные дела. Данлис известила меня, что еще не сделано никаких приготовлений к празднику Середины Зимы, который, напомню тебе, состоится через десять дней. Из Рэнке не прислали и половины того количества гикори, которое я заказала. Священный очаг Сабеллии останется нечистым, и угля, чтобы женщины разнесли его по своим домашним очагам, не хватит. Я всегда знала, что нечего и рассчитывать на то, что удаленный змеей щенок-принц отнесется серьезно к своему положению жреца Саванкалы, но я все же надеялась, что ты, как высокопоставленный иерарх Санктуария, позаботишься о том, чтобы нашим богам был оказан должный почет.
Жрецы Ильса воздвигли свои храмы, почитатели змей - свои, Рашан борется за то, чтобы почитать всех богов...
Молин вертел в пальцах пустой кубок.
- У меня нет бога, любезная супруга, и меня нисколечко не интересует, будет ли кто-нибудь разбрасывать этой зимой ароматный пепел. Ты чувствуешь, как во время бурь дрожит земля?..
- Стекло окна в нашей спальне, которую ты предпочитаешь игнорировать, разбито. Ты должен заставить этого противного коротышку-плотника вставить новое - я и часа не проведу в комнате, где морской воздух будет вредно сказываться на моей коже.
Молин промолчал, решив воздержаться от замечаний по поводу состояния кожи жены, а затем мягким голосом, означавшим конец его терпению, произнес:
- Я пришлю Хоксу. А теперь - у меня есть более важные дела...
- Беспомощный трус. У тебя нет бога, потому что ты позволил Темпусу Тейлзу с его педерастами подмять себя. 'Факельщик - истинный сын Вашанки' говорили моему отцу. Истинный сын шлюхи-ниси, которая помогла тебе...
Ярость, которую Молин сдерживал во время разговора с Изамбардом, вырвалась наружу. Стенки кубка
