Глава 12. Философский камень.
…Сначала шорох ткани, потом треск, и мантия рвется по швам. Рывок – мгновение паники, нечем дышать – и вот галстук тоже падает на пол. Малфой укладывает ее на пол Астрономички, склоняется над ней. Светлые волосы кажутся серебряными в свете луны… или это все-таки не Малфой?
Потому что сейчас он на этом не останавливается.
Холодная рука сжимается на шее – «помни, что ты в моей власти» – а потом ползет ниже…
Эри проснулась от собственного крика.
Полежала минутку, слушая безумно колотящееся сердце. Тыльной стороной кисти смахнула с глаз слезы («я что, плачу во сне? какая гадость…»), рукавом ночной сорочки вытерла мокрый от пота лоб. Прислушалась к колебаниям магии – нет, заглушка не слетела. Надо же, как выросли ее способности – теперь этих чар хватает на всю ночь. Эри скорее съела бы флоббер-червя, чем позволила соседкам по спальне догадаться, что с ней творится – недавно выученные чары тишины были очень кстати. Уровень третьего курса, между прочим!
Впрочем, когда в кошмаре Малфой все-таки толкал ее вниз, Эри закричала так, что звук ее голоса пробил чары. Патил проснулась, сонно заворчала что-то, остальные, слава богу, нет.
Или это был Дадли, а не Малфой? Ее подсознание изощренно тасовало картинки прошлого, кошмары снились постоянно.
Эри нащупала под подушкой палочку и книгу, зажгла Люмос, уселась удобнее. Пусть Грейнджер читает исключительно учебники, Эри казалось, что стать «своей» в волшебном мире будет проще, если знать их беллетристику. Например, эту книжку дал ей Невилл. Сюжет… обычный. Пропала из музея великая историческая реликвия – посох Мерлина, и два брата – совсем маленькие, еще в Хоге не учатся – его ищут. Судя по всему, справятся с поисками лучше взрослых, и частного сыщика, и полиции… то есть, лучше мага- поисковика и авроров. Обычный детский детектив, только с поправками на магию, романтическая чушь. Зато становится понятно, откуда берутся такие, как Невилл, Рон и вообще весь Гриффиндор. Два «героя», даже без палочек, идут воевать с темным магом… а, захватили папину мантию-невидимку – мозги все-таки есть. Чуть-чуть. Не Гриффиндор, а Равенкло.
Эри захлопнула книжку, зевнула. Пора вставать и учиться. Какая глупость эти детские сказочки…
В ванной она столкнулась с Грейнджер – у той опять было то самое выражение лица, расстроенное и умоляющее. Эри прошла мимо. «Нет, не прощу. Не хочу и не буду».
Как странно – замерзая на Астрономичке до прихода Малфоя, она решила устроить Гермионе бойкот, а потом забыла об этом, не до того было. И теперешнее молчание – не педагогическая мера, вовсе нет. Вернувшись от Снейпа, выслушав отчет Полной Дамы («милочка, декан мне строго-настрого велела никого не выпускать, но твоя подружка так рвалась, почти до четырех часов ночи подходила..»), увидев Гермиону – встревоженную, испуганную – Эри поняла, что Грейнджер наказала сама себя. И что это наказание достаточно, тоже поняла. И ей на самом деле не хотелось говорить ни о чем, забыть – как страшный сон.
Но потом она увидела Малфоя. А ночью приснился первый кошмар.
И теперь ей просто хотелось сделать Грейнджер так плохо, как плохо было ей самой. Отомстить слизеринцу Эри не могла. Снейп объяснил, что велит крестнику молчать о происшествии, но снимет запрет, если она будет нарываться на новый скандал. Говорил что-то вроде «нельзя заводить смертельных врагов в таком возрасте, постарайся забыть»… Ни черта он не понимает.
Раз с Малфоем пока ничего не выйдет – пусть больно будет Грейнджер. Она ведь тоже виновата, пусть косвенно. Слизеринец подождет.
Эри подумала о будущей мести – и мрачно улыбнулась. Ее религиозное воспитание было поверхностно и обрывочно, но одна фраза из Ветхого Завета крепко сидела в памяти. «Око за око, зуб за зуб». Честно говоря, она была из тех людей, которые, если им выбьют зуб – выдернут противнику всю челюсть, причем без анестезии.
«Я с ним еще расправлюсь. И это будет страшно».
На завтраке она старалась не смотреть на Малфоя – боялась, что не выдержит, подлетит к нему и ударит. А за такое можно в самом деле вылететь из Хога.
«Спокойно, Поттер, спокойно. Будет и на нашей улице праздник».
Нет, незачем смотреть на него. Снейп запретил обсуждать «происшествие», и вообще не велел разговаривать со слизеринцем, поэтому Малфой в выигрышном положении. Это на язык Эри остра, а злорадные взгляды и пакостные ухмылки у Малфоя получаются намного качественнее. Значит, надо вообще его игнорировать.
«Глиста белобрысая. Слабак!» – презрительно подумала Эри; жаль, нельзя сказать это вслух.
Поттер, наконец, выяснила для себя, что такое Малфой. Да, он ужасно ее напугал, но, придя в себя, она поняла, что слизеринец – действительно слабак. И переместила его в другую колоночку в своем мысленном списке. Эри делила всех людей на три группы. Те, кто имеет «стержень» внутри, кто обходится без него, и те, с кем пока не ясно. У Рона, например, стержень есть, только спрятан очень глубоко. У Грейнджер и Лонгботтома – нет. Про себя она самодовольно думала, что ее стержень – из титановой стали, сверхпрочный. У Снейпа – этот стержень еще и в три ряда покрыт колючей проволокой. (И чуть-чуть цветов и листьев между торчащими колючками, – пришла ей в голову необычная, «девчачья» мысль). А с Малфоем долго не могла сообразить, даже после драки. Не знала, есть ли стержень. Он очень хорошо держался, переживая унижение – это тоже мужество.
Но теперь все ясно. Слабак. Тряпка.
Да, он напугал ее – сильнее, чем взбесившаяся метла. Но ведь он ни-че-го не сделал! Чары щекотки, ха! Это все, на что он способен?
Те кошмары, которые ее мучают – это отголоски того нерассуждающего ужаса (после она все просчитала и разложила по полочкам, но ТОГДА была слепая паника), да ее собственных страхов. Когда она думала о том, что сама сделала бы, окажись перед ней ее враг в такой ситуации, мороз продирал по коже.
«Если бы… кого я ненавижу? Не Малфоя, конечно… Если бы дядя Вернон стоял на Астрономичке под Петрификусом, скинула бы я его вниз?
Запросто. С удовольствием.
А Малфой этого не сделал. Трус!»
Очевидную мысль, что если бы Малфой не был трусом, ее жизнь уже кончилась бы, Эри как-то упускала из виду. Ей проще было продолжать презирать Малфоя, чем задуматься о том, что он не так уж плох.
И Грейнджер, конечно – каждый вечер Эри думала: «пора прекращать», а каждое утро, просыпаясь от кошмара – «пусть ей тоже будет больно».
Поэтому Поттер снова отвернулась от бывшей подруги. Равнодушно посмотрела мимо Малфоя на Снейпа. Вот на него можно смотреть – и ни злости, ни стыда она при этом не чувствовала.
На обед Эри опоздала, и примостилась не рядом с Роном и Невиллом, а на краю стола. Ей понадобилось целых десять минут, чтобы понять: что-то изменилось. В воздухе явственно витали уныние, злость, растерянность. А обычный шум и говор был явно агрессивный. Что случилось?
Ну конечно. Баллы. Гриффиндор был на первом месте, а теперь лихо спустился на третье, пропустив Слизерин и Равенкло. Староста, Перси, разумеется, помчался к Макгонагалл – выяснять подробности. И не стал держать в тайне, кто виноват.
Никогда еще фамилии «Грейнджер» и «Лонгботтом» не произносились с таким отвращением. Кто-то просто говорит гадости, кто-то считает своим долгом задать риторический вопрос («что эти идиоты делают в Гриффиндоре?»), а большинство глядело на них, как на грязь.
Прищурившись, Эри оглядела стол. Обед заканчивался, студенты понемногу расходились. Некоторые предпочитали пройти мимо первокурсников и сказать что-нибудь Невиллу (который, кажется, умирал со стыда) или Грейнджер (собиралась плакать). Рон, сидевший рядом, громко рассказывал о чем-то, дергая Нева за рукав и жестикулируя, но эта грубоватая поддержка не помогала. На Лонгботтома было жалко
