застегнуть».
С Жуковым, на воспоминания которого ссылается сценарист, та же история, что и с Эйзенхауэром. Берём «Воспоминания и размышления», открываем главу девятнадцатую под названием «Освобождение Белоруссии и Украины», в которой маршал излагает ход операции «Багратион» и… вновь не найдем здесь ничего похожего. Нет в жуковском описании операции «Багратион» вообще ни слова о 10-й армии, которая якобы оголодала, четверо суток не получая паёк.
А вот что там на самом деле сказано об организации снабжения в операции «Багратион»: «Титаническую работу вёл тыл фронта, обеспечивая быструю и скрытную перевозку и подачу войскам боевой техники, боеприпасов, горючего и продовольствия. Несмотря на большие трудности и сложнейшие условия местности, всё было сделано в срок. Войска обоих фронтов были своевременно обеспечены всем необходимым для ведения боевых действий» . [68]
Так откуда же взял Володарский «ссылку» на воспоминания Жукова? Очевидно гам же, где и «ссылку» на Эйзенхауэра.
Но автор сценария «Штрафбата» не только президентов и полководцев «цитирует». Он и изящной словесности не чужд.
Если Эдуард Володарский заявляет в интервью, что «на фронте бытовала пословица: “Города сдают солдаты, а берут их генералы”», то на самом деле это означает цитату из поэмы Александра Твардовского «Василий Тёркин»:
«Разделён издревле труд: Города сдают солдаты, Генералы их берут». Если Эйзенхауэру и Жукову Володарский приписал то, чего они не говорили и не писали, то с Твардовским поступил наоборот — его слегка изменённые строки назвал фронтовой пословицей. Какая, в сущности, разница между поэмой и фронтовой пословицей?
Не обошёл проказник-сценарист своим вниманием и Льва Толстого:
«Всё это мне напоминает историю “Войны и мира”. Когда роман вышел, ещё были живы участники Бородинского сражения. Кое-кто из них (а к ним присоединились и некоторые критики) обвинял Толстого в неправде. Дескать, как это так: Пьер Безухое в цилиндре и белом сюртуке ходит посреди сражения, а вокруг него бомбы рвутся. Не могло такого быть! И батарея Тушина не могла продержаться столько времени, и вообще — не было в том месте, которое описывает Толстой, никакой батареи…».
Вот так. Не только Володарского, но и Толстою злобные критики и ветераны обвиняли. Лев Толстой и Маша Канарейкина умели беречь минутку…
Итак, Пьер Безухов в цилиндре и белом сюртуке. По уже отработанной на мемуарах Эйзенхауэра и Жукова схеме заглянем в «Войну и мир», проверим, что же там на сей счет на самом деле сказано у Льва Николаевича:
«Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зелёный фрак Пьера».
С легкостью необычайной толстовская белая шляпа и зелёный фрак превратились в цилиндр и белый сюртук.
А как насчёт батареи Тушина? С чего бы участникам Бородинского сражения её действиями интересоваться? Ведь у Льва Толстого в описании Бородинской битвы о батарее Тушина просто нет ни единого слова. Батарея Раевского, она же Курганная, есть, а батареи Тушина вообще нет.
Высказываться по поводу её действий следовало бы не участникам Бородинского сражения, а ветеранам кампании 1805 года. Именно тогда у Льва Толстого в Австрии сражается батарея литературного персонажа — капитана Тушина.
В качестве рабочей гипотезы можно предположить, что Эдуард Володарский перепутал роман «Война и мир» с одноимённым фильмом. В фильме Пьер действительно носит цилиндр. Правда, предъявлять претензии за это ветераны Бородинской битвы должны были бы создателям фильма, если бы сумели дожить до его появления…
Из интервью вообще можно узнать массу интересного. Например: «К октябрю 41-го кадровая Красная армия на европейской части СССР практически прекратила своё существование? Она была или уничтожена, или в плену, откуда пыталась прорваться, теряя 3/4, а то и 4/5 состава».
Кто сможет сказать, о чём идёт речь — о прорывах частей из окружения или о побегах из плена?
«Формы не хватало, и уж тем более дм штрафников. Одежду они добывали себе сами: что добудешь, в том и ходи. Оружие, кстати, тоже». Интересно, а в атаку, добывать оружие, с чем шли? Почему бы не сослаться на источник информации? Откуда Володарский это взял, из каких документов, из чьих воспоминаний? О том, как на самом деле снабжали и вооружали штрафные батальоны я уже писал выше.
Опять-таки не ссылаясь ни на документы, ни на воспоминания участников событий — штрафников, сценарист рассуждает о процедуре их освобождения.
«Как, по-вашему, могли штрафник рассчитывать на прощение, на то, что его направят из штрафбата или штрафной роты в обычную часть? Ведь формулировка соответствующая была: “до первого ранения”.
— У нас много чего было написано. На деле — всё по-другому. Ранило штрафника. Командир батальона или роты (если их самих не убило) пишет на него представление: Mai, такой-то ранен в бою. искупил кровью. И направляется это представление в Особый отдел. Думаете, телеграфом? Да нет: оно идёт туда неделями, а той месяцами. Если вообще доходит.
Но, допустим, дошло. Так там, в Особом отделе, тоже не торопятся. Чего им торопиться? Тем более, если речь идёт о “враге народа”. Пусть лучше ещё повоюет, ещё докажет. Кровью».
Попробуйте узнать, где же находится этот самый Особый отдел, куда не телеграфом, а каким-то иным загадочным способом представление на освобождение раненых штрафников идёт месяцами? При штабе фронта или в Москве?
И опять набивший оскомину вопрос — ну откуда такие сведения? Эйзенхауэр «вспомнил» или Жуков «написал»?
А вот что на самом деле происходило в штрафбате после боёв:
«Сразу же после тяжёлых боёв под Жлобином, когда батальон понёс большие потери и в переменном и в командном составе, в окопах батальона побывал сам Рокоссовский, командующий фронтом. Сколько было впечатлении у тех, кому посчаспыивилось поговорить с ним! Буквально все восторгались его манерой разговаривать спокойно и доброжелательно и со штрафниками, и с их командирами. Мне оставалось только сожалеть, что я не был свидетелем этого.
Закончился этот действительно беспримерный рейд батальона штрафников в тыл противника. И никаких заградотрядов, о чем многие хулители нашей военной истории говорят и пишут, не было, а была вера в то, что эти бывшие офицеры, хотя и провинившиеся в чем-то перед Родиной, остались честными советскими людьми и готовы своей отвагой и героизмом искупить свою вину, которую, надо сказать, в основе своей они сознавали полностью.
Нас сразу же отвели недалеко в тыл и разместили в хатах нескольких близлежащих деревень. Измученные, смертельно уставшие, многие, не дождавшись подхода походных кухонь с горячей пищей, засыпали на ходу прямо перед хатами.
К великому огорчению, нас уже здесь настигла потеря нескольких человек. На печи в одной хате разместились 3 штрафника, заснули, не успев снять с себя все боевое вооружение. У одного из
